Этюды для левой руки - читать онлайн книгу. Автор: Марианна Гончарова cтр.№ 40

– Вези! Только побыстрей!!!

Вася мигом на мотоцикле сгонял, привез – серьезная, кругленькая, губы поджаты.

Подошла к забору, где Витина голова висит, посмотрела внимательно в полуоткрытые глаза:

– Э! Так у него же депрессия! Стресс, видно, какой-то случился.

– Как это? – испугались все. – Это что такое за болезнь – депрессия?

– А это… – со знанием дела сказала фельдшерица, – …это когда невесело совсем. И все неинтересно.

– Абсолютно все? – переспросили вишенковские.

– Абсолютно.

И все как по команде с сожалением посмотрели на Зину. Мол, что ж ты, а? Супруга, называется! А Зина досадливо схлопнула клюв, мол, ну вот – и тут я виновата!

Опять собрались в бар на совещание.

– Ну что… Витя больной… То есть невеселый, – констатировал Грыгоровыч и, быстро вытряхнув в себя стопку водки, добавил, как точку поставил: – Будем веселить.

– Как?!

– Кто как может! Я, например, могу на баяне. «Гуцулку Ксэню».

– А если кто веселить не умеет? – по-школьному склочно проныл кто-то.

– А если кто не может, того пакет аннулируется. Будем считать, что твой лично Витя пал. То есть сдох. А нашего мы будем радовать, лечить и утешать.

И началось.

Самодеятельные артисты сменяли друг друга у забора Гаврылюка. Во двор не заходили, потому что Зина была резко против и ревновала. А ревнуя, вскакивала с гнезда, догоняла, сильно кусалась и клацала клювом, как крокодил, и еще лягалась больно.

Так вот, все там из кожи вон лезли: кто на сопилке играл, кто песни пел, сам Грыгоровыч на баяне чуть ли не весь день. Тут же Вася-мотоциклист (вроде как ему уже тоже можно, он же докторшу привозил) анекдоты рассказывал лежащей на заборе безрадостной голове страуса Вити Гаврылюка. Школьников привели – хор. Но Витя даже глаза прикрыл и лег. Детей сразу прогнали.

Тогда один Валентинович, завклубом, надел костюм курицы. В Вишенке когда областной драматический выступал, то актеров хорошо принимали, и сильно напоили тогда, хотя спектакль был для детей, но собралось все село, все двадцать семь человек, с детьми, с престарелыми бабками. Все сельские пришли… И учителя тоже. И актеры все костюмы забыли. В том числе и курицы. Большой, мягкий, желтый. С красным гребешком и красными ногами. Вот. Этот костюм и надел Валентинович. И так пошел. В курице и с портфелем. «Ой, шось сунэ!» – кто-то сказал, приложив ладонь козырьком ко лбу. А уж когда подробно его рассмотрели, Валентиновича, целеустремленного, серьезного, с рожей, торчащей из курицыной головы, и брови кустами, и в красных когтях, и с портфелем, так просто пополам стали складываться от смеха. И тут – что удивительно – и Витя вдруг голову поднял с забора, глаза раскрыл удивленно – этто еще кто такой?! – голова маленькая, небритая, весь худой, а основание большое, страус, что ли? Ага-а-а, соперник! И с подозрением на Зину: «Зина! Кто это, я тебя спрашиваю?! А?!» И как зашипит, как загудит. Ну и все, так и выздоровел постепенно. Вася-мотоциклист лекарства привозил регулярно и фельдшерицу, чтоб уколы делать. А Валентиновичу пришлось еще пару дней в курицу наряжаться, уж очень он в своем наряде Витю взбадривал.

Скоро вылупились страусята. Когда окрепли, всем раздали по одному. Даже Васе-мотоциклисту дали одного. А Валентиновичу – двух. За креатив.

И что я вам скажу? Так полюбились страусы в селе, что никто и думать не смел, чтобы их есть. И опять, когда собрались мужики в местном баре, придумал Грыгоровыч новую штуку – страусиные бега. А что? Заброшенное футбольное поле, где коров пасли, переоборудовали, огородили. Стали своих страусят тренировать. И пошло дело.

А имена какие им придумали – любо-дорого! Прямо как у коней-рысаков: Горный Ветер, Трембитарь, Смэрэка, Серебристое Облако, Зирочка.

Только Витя и Зина остались под своими простенькими, но родными именами. И слава пошла. Сначала по району, потом и дальше. Гости стали приезжать, ставки делать. Туристы. Сначала палатки для них ставили… Потом и отельчик небольшой построили… Мужики жен стали звать домой – ресторан открывать пора, а готовить, подавать, обслуживать некому.

Меня спросили: на каком инструменте играла бы твоя душа? Моя душа играет на дудуке. Ничего не буду объяснять. Надо слушать. И тогда будет понятно почему. Кто дудук слышал, тот поймет.

Ну вот… Эта повесть должна была быть о том, какое у меня было детство и юность. Как я – тут читателю станет скучно, и он подумает, какая несовременная литература – никогда не выпивала и не курила, как училась в университете и ездила в Ригу, Юрмалу, Каунас, Батуми. В Ригу, в университет, – много раз. Как однажды приехали канадцы и нас, студентов факультета иностранных языков, выпускали на них с такими же предосторожностями, как в кино про мгновения весны, когда Штирлиц ехал на встречу к Борману. Усы приклеил, береточку на лоб, там еще что-то. Вот время было… А Гица Пагирц, однокурсник наш, веселый такой с виду, даже несколько легкомысленный, потом давал письменные показания. Девчонки с французского отделения как-то нашли черновик отчета – мы все рыдали:

«А Рая Веселковская не послушалась советов старших, пошла в Интурист, в номер к профессору Джону Центырю украинского происхождения, буржуазного националиста, и там трое суток теряла невиновность».

Идиотом он был хрестоматийным, дисциплинированным, беззаботным дятлом. Попался потом в том же Интуристе на передаче каких-то фотографий с черновицкого завода «Гравит». Причем совершенно безобидных на первый взгляд. «Гравит» выпускал складные мужские зонтики, сантехнику, детские игрушки, кастрюли, столовые приборы, садовую технику – лопаты, сапки, грабли. И сопутствующие им товары – детали для ракет дальнего действия.

Рая Веселковская буквально через полгода в Канаду и уехала к своему профессору, молодому умному красавцу, кстати, а Гица исчез куда-то.

Эта повесть должна была быть еще и о том, как родители много работали, как папа наш ограждал нас, девочек своих, от стояния в очередях. Как дедушка присылал посылки из Одессы к Новому году, к дням рождения и к первому сентября с одеждой, купленной у моряков загранплавания, с фруктами, фломастерами – ого! – игрушками собственного производства, он ведь работал на фабрике игрушек, с хорошими книгами. И Линка, моя тетя, которую я всем представляю своей старшей сестрой, потому что какая же она тетя, на пару лет всего старше, присылала нам одежки очень красивые и всякие очень необходимые, а на самом деле абсолютно бесполезные штучки для девочек – браслетики, кулончики, заколочки, бантики. А мама наша просто ходила к соседке Доре и одевала нас «из посылки». И мы с сестрами эти красивые нездешние плащики, костюмчики и платья берегли и передавали друг другу по наследству.

Как у нас были разные семейные праздники, сюжетные дни рождения, где наш папка наряжался пиратом Сильвером, говорил хриплым, как бы прокуренным голосом (папка у нас никогда не курил), ходил прихрамывая, будто бы у него деревянная нога, играл с нами в разные игры, и еще как я не любила школу… Особенно обязательные противные ленинские зачеты, бесконечные построения и маршировки, обязательное участие в школьном хоре и безразмерные комсомольские собрания.