Гонка за счастьем - читать онлайн книгу. Автор: Светлана Павлова cтр.№ 58

Он захохотал, в полном восторге от своей метафоры, а потом продолжил:

— Шуткую я, не обижайся… хотя и не слишком, в каждой шутке есть только доля шутки, а здесь она — совсем малюсенькая. Отработаете грех — вот тогда можно будет и на поклон, начинать замаливать, только забирайтесь сразу повыше… Дам еще один совет — если решитесь отправиться, берите с собой шамовку, бо никаких харчей в нашей провинции давно не водится, а с вашей тонкой душевной и физической организацией в тамошних ресторанах есть почти невозможно — еще отравитесь. Как там выживают — больша-а-ая загадка для меня. Вот я и думаю — раз нет жратвы, ходили бы уж хоть на зрелища, так нет, не хо-одят…

«Беспринципная сволочь, — подумала она, — еще и острит на такую тему, а кто же довел людей и страну до ручки? Тоже мне, заботливые попечители духа народного! Печетесь-то вы больше всего о собственном благе, прикрываясь своим бездарным принципом демократического централизма, в котором демократии столько же, сколько во мне уважения к тебе, пройдоха, а сам принцип состоит из ничем не прикрытого каждый-сверчок-знай-свой-шесток холуйства. Вот уж точно — перевертыш, зубоскалит, лицедействует… И внешность, и манеры типичные — из двуликих рвачей, бравирующих направо и налево широтой взглядов, но с той же неутолимой жаждой — поскорей вверх по карьерной лестнице… по трупам пройдет, чтобы быть отмеченным. Прошел хорошую выучку в КМО… Даже не скрывает, что команда — „Ату его!“ — еще в силе. Правильно сделала, что пришла именно сюда: этот, по недоумию, виден как на ладони и управляем, прочие же сворные демцентралы этого направления — можно не сомневаться — не упустили бы своего и обиходили бы нас за милую душу…»

Но, прощаясь, вслух сказала другое:

— Ухожу под впечатлением — приятно поговорить с человеком сведущим!

Он проводил ее до двери и пожелал удачи. В машине она отвела душу, заключив свой внутренний монолог:

«Что б вы все сдохли, ничтожества! Да все вы, вместе взятые, и мизинца его не стоите, а туда же — в глушь, в Саратов! Сам небось поедешь в Карловы Вары! Вместе со своей колодой-женой, людей пугать!»

Она поняла одно — анафема еще не снята и ей нужно выпутываться одной, стало уже ясно — бессмысленно бегать дальше по иерархической цепочке, еще не время, и везде будет одно и то же…

Но ясно и другое — возвращаться к мужу с пустыми руками она не может, он на грани нервного срыва…

Решение пришло сразу. Нет, она ни за что не признается Сергею в своем проигрыше, а представит ситуацию иначе — как правильно продуманный вместе с умницей Треповым план его возвращения назад.

Она заехала на телеграф и заказала переговоры с директором Рязанской филармонии. Когда их соединили, ее уже несло, как Остапа, — она сказала, что звонит по рекомендации Владимира Алексеевича Трепова, который не только передает пламенный привет, но и, памятуя о его многочисленных просьбах, делает ему царский подарок — уговорил самого Загорского отправиться в Рязань на гастроли. Директор отреагировал полным восторгом — счастлив, согласен на любую программу, в любое удобное для маэстро время. Договорились тут же о двух концертах — в субботу и в воскресенье.

Домой она вошла с деловым видом.

— Все, заканчивается вынужденная отсидка и начинается первый этап твоего возвращения. Душка Трепов не подвел и тут же все организовал — едем на гастроли в Рязанскую филармонию. Вылет — в пятницу, вот билеты. По концерту — в субботу и в воскресенье, успеешь отрепетировать. Сбросила ему программу-верняк — Шопен, Рахманинов, Чайковский, Шуман… От себя он предложил что-нибудь из твоих камерных вещей — на твое усмотрение. Москву будем брать позже.

— Лерочка, как тебе это удалось?..

— Не все же безнадежные идиоты — он, по крайней мере, не совсем… Так и сказал — гениям надо помогать, бо порой не ведают, шо творят.

Бо, правда, было сказано совершенно по другому поводу, но какое это имело значение!

— И знаешь, что по дороге пришло мне в голову? Нужно хоть раз побыть гонимым… чем плохо оказаться в одной компании с Прокофьевым, Шостаковичем, Шебалиным, Мясковским, Хачатуряном? Вспомни новейшую историю — этот дебильный «Сумбур вместо музыки», державное мурло Жданов со всей своей камарильей… А где это все сейчас?.. Кто из приличных людей помянет их добрым словом? А Шостакович хоть и страдал, но не сдался, выстоял — и сколько еще написал после их разгромов… Как был глыбой, так и останется — во веки веков… А Шебалин? Распяли и выперли из Консерватории…

— У него тогда отнялась речь, парализовало правую руку…

— Но он и тут не сдался, научился писать левой…

— Да, Дмитрий Дмитриевич не раз вспоминал, как не сладко пришлось и в тридцать шестом, и в сорок восьмом тоже, да и позже…

— Заметь, ведь тогда было несоизмеримо хуже — просто лишили средств существования, ничего не исполнялось… все записи — как корова языком слизала, с работы выставили — несоответствие, это у него-то! Сочинения никуда не берут… издеваясь, подкинули потом какую-то призрачную копеечную должность… А если вспомнить все перипетии Прокофьева…

— Что-что, а уничтожать у нас любят и делают это — с чувством, с толком, с расстановкой, по хорошо продуманному плану и вполне профессионально…

— Но, слава Богу, и все подленькое когда-нибудь заканчивается.

Они съездили в Рязань. После первых удачных концертов слухи распространились, и их сразу же пригласили — уже без подлога — в Тулу, Воронеж, Ростов, потом в Ярославль и — пошло-поехало…

Примерно месяца четыре носились они по залам и зальцам необъятных просторов родины, пока ей не осточертели голодуха, клопы, тараканы, дихлофосный запах гостиниц и постоянно полупьяный, после очередных успешных выступлений с последующими застольями, постепенно опускающийся муж.

— Все, хватит, — сказала она себе, — его уже начинает устраивать такая жизнь, он совсем перестал писать музыку, да на это и не остается времени — только дирижирует старыми, набившими оскомину вещами, провинциальной публике не до изысков, подавай узнаваемое. Пришла пора выходить из подполья. Что ж, Катерина свет Алексеевна, настал и ваш черед — прошу на сцену.

* * *

Она записалась на прием к Фурцевой и, ничего не сказав об этом Сергею, выехала в Москву — мало ли каким будет результат от встречи с этой непредсказуемой дамой!

На фоне почти безнадежного мрака мужского партийного шовинизма она казалась невиданной птицей, случайно залетевшей на этот Богом забытый Олимп, уцелеть на котором можно было при одном жестком условии — сгруппировавшись в сплоченную стаю, используя из всех спускаемых в массы многочисленных доктрин одну-единственную догму — незыблемость партийно-идеологической круговой поруки.

И она, высоко вознесясь, умудрилась продержаться в своей должности целых четырнадцать лет. Но сколько ни кучкуйся, от себя никуда не денешься — она не раз поражала воображение Калерии своими неординарными решениями и нестандартными поступками. И приезд Франко Дзефирелли с легендарной Анной Маньяни, и дивный Витторио де Сика сам по себе и с «Подсолнухами», и приезды Гранд-Опера, и организация международных Праздников искусств — все это и многое другое было делом ее рук.