— Пусть Хэл отвезет тебя, а заодно и доставит прицеп с декоративной зеленью, — предложила Труди. — А мы с девочками пойдем пешком.
— Боже милостивый! — сказал Хэл, осматривая стоящее во дворе транспортное средство. — Я не управлял трактором с тех пор, как мне исполнилось двадцать лет. Хочу заметить, он выглядит точно так же, как тот, что я водил тогда.
— Вероятно, это тот самый, — улыбнулась Аликс. — Помогите мне погрузить цветы. Никогда бы не подумала, что требуются обе ноги для того, чтобы делать что-нибудь руками. Трактор дедушка давным-давно купил у вашего брата, чтобы использовать в поместье.
— Сэр Генри сам его водит?
— Да.
— Что ж, если он может, то и я сумею, — промолвил Хэл. — Боюсь, придется не слишком изысканным способом водрузить вас в кабину.
Аликс устроилась на ящике возле водительского сиденья и выкрикивала ценные указания, тем временем как Хэл бился над тем, чтобы завести трактор, а затем боролся с передачей. Будь он проклят, если позволит этой машине себя одолеть; он не испытывал желания опростоволоситься перед Аликс, не говоря уже о Труди и девочках, а еще — кухарке и двух горничных, которые тоже вышли посмотреть. Каким бы он ни стал урбанизированным, какой бы лоск ни приобрел, он пока способен водить трактор. Хэл молился, чтобы не совершить какой-нибудь глупости например, опрокинуться вместе с трактором на обледенелом, изрезанном бороздами проселке, являющем кратчайшую дорогу от «Уинкрэга» до церкви.
Не способствовали гладкому продвижению и собаки, с лаем скачущие перед колесами, явно принимая их за кур. Хэл успокоился, когда Труди отозвала собак и сама отошла с дороги, чтобы по пешеходной тропинке двинуться вверх по склону.
Аликс была рада остаться наедине с Хэлом: ей хотелось с кем-нибудь поговорить о странных событиях прошлой ночи. Она пыталась рассказать Эдвину, когда они возвращались из Лоуфелла, но мысли брата были настолько заполнены Лидией, несчастьями Лидии, отказом Лидии выйти за него замуж, что он не слышал ни слова из того, что говорила сестра. Когда же наконец удалось втолковать ему, что бабушка отнюдь не лежит в постели с мигренью, а принимает поздних визитеров, он лишь нетерпеливо отмахнулся, заявив, что ему безразлично, чем она там занимается, а что действительно имеет значение — так это Лидия.
А сегодня он, как сообщила тетя Труди, рано поутру уже умчался в Лоуфелл, задолго до того, как Аликс встала. Она по-прежнему цепенела при мысли, что Эдвин не только влюблен в Лидию, но и всерьез намерен жениться на ней. Аликс, конечно, и раньше понимала, что Эдвин когда-нибудь женится, но всегда думала, что избранницей станет кто-то из знакомых. Какая-нибудь ее подруга — «одна из наших», как бы выразился Сол. Не предполагала она также, что тесная связь между ней и братом может разрушиться так резко. Эдвин не интересовался больше Аликс, ее заботами и даже тем, нравится ли ей Лидия. Он не имел свободного времени для своей родни, а вопросы Аликс об их матери явно находил докучными — бессмысленным копанием в прошлом.
— Сегодня он к нам не присоединится, — произнесла она вслух.
— Кто? — спросил Хэл, поглощенный управлением трактором.
— Эдвин.
— Разве цветы для церкви — его дело?
— Сегодня день рождения нашего отца. Обычно мы доставляем цветы в его память.
— Но вы определенно не могли делать это последние несколько лет, не появляясь дома. Черт бы побрал железку!
Правда… Последние три года, как сказала тетя Труди, Эдвин отвозил цветы без нее. Действительно, почему бы ему не пропустить этот год, когда она здесь?
— Бабушка не больна! — сквозь шум мотора крикнула она Хэлу, горя нетерпением перейти к другому предмету, который занимал сейчас главное место у нее в голове. — Она была на ногах и прекрасно передвигалась, я видела, когда вернулась домой и поднялась к себе в комнату. У нее был странный посетитель.
— Что? — переспросил Хэл, огибая коварную излучину.
— Осторожно, не угодите в ручей.
— Странный в смысле чудной или незнакомый?
— Незнакомый.
— Наверное, она сильно проигралась в карты и он приходил купить ее драгоценности, — предположил Хэл.
— Вы серьезно?
— А почему нет? Вряд ли вам известны все бабушкины знакомые. Я предполагаю, что имелась вполне основательная и благопристойная причина для визита этого человека. Вы что, думаете, это был призрак, скитающийся по мрачным коридорам «Уинкрэга»? Или досрочный визит Санта-Клауса?
Сегодня утром, на свежем, бодрящем воздухе, на фоне ослепительно сверкающего снега, устилающего окрестные холмы, фантазии вчерашней ночи действительно казались абсурдными.
— Вчера, когда, кроме меня, никого не было в той части дома, все выглядело несколько жутковато.
— Как? И Липп отсутствовала?
— О, она-то появилась, вынюхивая, как обычно. Проверяла двери в коридоре.
— Может, у того человека было тайное свидание с ней?
Столь нелепая мысль заставила обоих рассмеяться, и Хэл чуть не завел трактор в непроходимый снег.
— А теперь помолчите и дайте мне сосредоточиться, — попросил он. — Мы можем вернуться к байкам из склепа и тени отца Гамлета позже.
Войдя в пахнущую камнем церковь, Аликс затаила дыхание. Две горящие керосиновые лампы источали иной запах, но несмотря на их старания, в церкви было очень холодно. Аликс стиснула зубы, чтобы не стучали.
Викарий разговаривал с Труди. Смотрелся он подозрительно объемным; сколько же дополнительных слоев поддел он под толстую черную мантию, чтобы уберечься от холода? Он происходил, вероятно, из какого-нибудь южного прихода с мягким климатом: его предшественник был совершенно невосприимчив к холоду, в самую морозную погоду навещая прихожан, на велосипеде, в одном лишь потрепанном черном пасторском одеянии.
Изо рта вылетали маленькие облачка. Аликс обошла церковь и наклонилась, чтобы прочесть знакомые надписи на каменном полу.
Хэл после короткой схватки с охапкой остролиста приблизился и встал рядом — перед отполированным прямоугольником из черного мрамора, вделанным в стену под одним из окон.
Эти слова Аликс помнила наизусть:
«В память Невилла Генри Ричардсона, рожденного 24 декабря 1876 г., скончавшегося 2 апреля 1921 г.».
Пониже было добавлено:
«А также его жены Хелены Александры и их дочери Изабел Каролин, умерших в 1921 г.».
От этих слов у Аликс всегда перехватывало горло. Чтобы занять себя и отвлечь, она принесла одну из больших ваз и поставила на пол под табличкой. Она работала в молчании и была благодарна наблюдавшему за ней Хэлу за то, что он тоже молчит. Для украшения Аликс использовала красные и кремовые цветы, перевитые стеблями плюща и ветками остролиста. Все вместе это выглядело по-рождественски радостно, свежо и чисто, и в ней вдруг поднялся гнев: это все, что у нее осталось от отца, матери и сестры.