— И схвачу пневмонию. Нет ли еще каких идей?
— Потанцуй с каким-нибудь красавцем мужчиной, тогда забудешь о жаре. Как насчет смуглого и очаровательного Хэла Гриндли? Где он? Боже правый, сидит в стороне с молодой Ричардсон, которая с хромой ногой; кажется, упала на льду. Мы могли бы продефилировать мимо, мигнуть парню и увести.
— Они слишком увлечены беседой, чтобы его можно было увести. Прелестное на ней платье. Я вспомнила, что хотела спросить у тебя, Пэнси. Тебе известно что-нибудь о женщине, которая остановилась в «Гриндли-Коттедже»?
— О таинственной американке, которую здешние слуги считают кинозвездой? Они знают о ней больше, чем я. Кажется, сопровождающий ее молодой человек не муж, а секретарь.
— Секретарь? — воскликнула Ви.
— Почти мальчишка, лет на десять ее моложе. Ну на пять, ей-то под тридцать. К тому же он не похож на женатого человека.
Ви заинтересовалась сведениями, полученными от искушенной в светской жизни Пэнси.
— Ты полагаешь, он ловелас?
— Женщины не его профиль, дорогая, вот что я хочу сказать. Рори считает, он голубой.
— Ее секретарь? Не может быть!
— Так сказал Рори. Он его сразу распознал. Кому, как не ему, в этом разбираться?
— Наверное, она кинозвезда, а он приставлен за ней приглядывать, ведь голливудские артисты все неврастеники; говорят, стоит огромных усилий заставить их вовремя встать и работать.
— Откуда ты знаешь?
— Прочла в каком-то кошмарном журнале, которые приносит моя горничная.
— Ясное дело, они убеждены, что всякий, кто из Америки, должен быть кинозвездой.
— А почему Рори положено в этом разбираться?
— Дорогая моя, ну ты смешная. Все знают о Рори.
— Что? Он мой кузен, и я не понимаю, что ты имеешь в виду.
Пэнси пожала плечами.
— То самое… — И ускользнула на поиски новой добычи.
Ви смотрела, как она удаляется, завидуя изящным линиям ее тела, затянутого в платье почти что без спины.
— Я не понимаю, о чем ты! — выкрикнула она ей вслед.
Эдвин почувствовал жалость к неведомым американцам из «Гриндли-Коттеджа». Это была беда маленьких городков: сплетни свирепствовали и пышно разрастались в отношении каждого чужака, который немедленно не делал свою фамилию достоянием гласности. Не удивительно, что люди беззастенчиво точили языки по поводу Лидии.
Эдвина приветствовал один из давнишних друзей.
— Что я такое слышу? Будто у тебя в твоем гнездышке в Лоуфелле приютилась какая-то куколка? Скверно, скверно, сэру Генри и леди Ричардсон это не понравится, дружище. — Он шутливо ткнул Эдвина кулаком в бок.
Эдвин подумал, не заехать ли ему в ответ посильнее, но сдержался.
К ним присоединился еще один молодой человек, краснолицый и плотный, в чьем владении находились бесполезные земельные угодья по другую сторону озера. Первый, по имени Берти, приветствовал его.
— Здравствуй, Тоби! Вот держи, выпей.
Тоби принял у него напиток и обратился к Эдвину:
— Берти толкует о той твоей знакомой, да? Она красотка что надо. — Он сладострастно изобразил руками в воздухе нечто чувственное. — Единственная проблема — иностранка.
— Даже и говорит-то по-английски не слишком гладко, — со смешком подхватил Берти. — Я нахожу иностранный акцент привлекательным. Когда он на своем месте и в свое время.
Последовал еще шутливый тычок под ребра. Гнусный осел Берти!
— Хотя думаю, это не имеет для тебя большого значение, верно, старина? Вы, Ричардсоны, практически уже рождаетесь, умея говорить по-немецки, не так ли?
Господи, какие идиоты эти люди! Хамы. Невежи. Дикари. И чудовищно вульгарны. Он им так и заявил.
— Ну-ну, полегче, Эдвин, дружище, — обиделся Тоби. — Все парни заодно, ты же знаешь.
Ну почему, почему досадливо спрашивал себя Эдвин, из большинства присутствующих, чей интерес к клубничке был, вероятно, минимальным — уж явно находясь много ниже интереса к собакам, охоте и ружьям, — ему привелось оказаться рядом с этими двумя, имеющим моральные принципы и инстинкты какого-нибудь опереточного шейха?
— Я не позволяю себе мерзких замечаний о твоих арендаторах, так почему бы тебе не заткнуться?
— Об арендаторах? Так она арендаторша? Хорошее определение. — Тоби громко рассмеялся.
— Сегодня ее немного потрепали. Один из тех субчиков, что расхаживают с дерзким видом. В черных рубашках. Говорят, они сподвижники Мосли. Он к ней задирался на улице. Ты слышал?
— Что?! — Эдвин похолодел. Наверняка Берти все сочинил, это не может быть правдой!
— Неужели? — воскликнул Тоби, тоже поразившись. — Я думал, эти типы — просто задаваки со своей глупой формой и выправкой, но совершенно безобидны.
Берти понизил голос до хриплого шепота:
— Называл ее сукой и шлюхой. Она, видимо, еврейка, или он так думает. Понятное дело: они не выносят евреев.
— Тут у них есть резон, — заметил Тоби.
— Тем не менее, кто бы она ни была, нельзя же так орать посреди улицы. Нарушает общественный порядок: пугает лошадей, — да и вообще это дурное воспитание. Так что, Эдвин, незачем на меня напирать.
— Все эти Ричардсоны сегодня забыли свои хорошие манеры дома, — проворчал Тоби, когда Эдвин стремительно удалился. — Я пригласил Утрату на танец, так просто, чтобы доставить ей удовольствие. Господи, она ведь малютка! Ну и неправильно поняла, когда я малость ее приобнял. Что-то там себе возомнила! — Голос его зазвенел от возмущения. — Въехала мне каблуком в голень!
— Интересно, где она подцепила такой трюк? — подивился Берти. — Я бы ни за что ее не узнал в этом платье. Обычно она ходит страхолюдиной.
В гостиной Аликс смотрела на Утрату. Та сидела за роялем, кто-то добыл ноты — музыку для танцев, и она играла перед восхищенной публикой старомодные мелодии: регтаймы и чарльстоны. Гости постарше с воодушевлением притопывали в такт и напевали строки из песен.
Сол искал глазами жену.
— Право же, нам пора возвращаться. Мне не нравится, что мама весь вечер одна. А если ей нездоровится?
— Ей и так нездоровится, дядя Сол. У нее же мигрень.
— Вам, девчонкам, хорошо столь легкомысленно к этому относиться. Но кто-то же должен о ней позаботиться.
— Там есть Липп. — Аликс хотела добавить, что не знает человека более способного самостоятельно о себе позаботиться, чем бабушка.
Она смотрела, как ее дядя прокладывает путь через толпу вокруг рояля и подходит к жене. Он сказал ей что-то, она обернулась к нему, и Аликс побледнела, поразившись выражению лица тети Джейн. Она не представляла, что у женщины может быть такая ненависть в глазах, когда она беседует с мужем. Неужели тетя Джейн так ненавидит дядю Сола? Или они просто поссорились?