— Мать Аликс была очень набожна? — спросила Сеси.
— В ней было сильно нравственное чувство, четкое представление о том, что правильно и неправильно. В частности, в отношении принципов сексуальной морали. Это одна из ее подкупающих особенностей в сравнении с Каролин — ведь ты знаешь, Аликс, как та пуритански нетерпима в вопросах секса. Это ее стремление уберечь своих дочерей, а затем и вас с Утратой от хищников мужчин. В своих конечных устремлениях они с Хеленой совпадали, но расходились в основах. Хелена придерживалась мнения, будто в том, что она называла «моральным падением», всегда следует винить мужчину; Каролин же уверяла, что хищниками являются именно женщины — они завлекают и сбивают мужчин с пути истинного, и потому женщин надо ограждать от их порочных наклонностей.
Сеси рассмеялась, отчего разлетелось несколько крошек.
— Как удобно для мужчин! Обращаю ваше внимание, в обоих случаях оборачивается все тем же: чтобы не попасть в беду, женщины должны быть чопорными и ханжески стыдливыми, а мужчины могут вести себя как заблагорассудится. Интересно, каким образом леди Ричардсон увязывала свои представления с похождениями сына Джека? Разве он не был чудовищно необузданным?
Лицо Анджелы приняло неподвижно-каменное выражение.
— Даже сейчас я не желаю думать о Джеке. Он был дикарем, грубым и жестоким. Для многих, кто с ним столкнулся, он был чем-то вроде болезни, после которой хоть и поправляешься, но уже никогда не становишься прежним. Взгляните хотя бы на Джейн.
— На тетю Джейн? — воскликнула Аликс. — А какое отношение имела к Джеку тетя Джейн?
— Никакого, — сказала Анджела. — Зачем я упомянула… Это старая история, Джейн замужем за Солом…
— Давай, мам, выкладывай! — велела Сеси.
— Нет, не буду. Мы разговариваем о Хелене, а не о Джейн, чья жизнь — ее личное дело, а не ваше. Прости, что не смогла быть тебе особенно полезной, Аликс, но теперь ты видишь, почему мы с твоей мамой не находили общего языка. Мы никогда не спорили, никому вообще не приходило в голову спорить с Хеленой, однако расходились по многим вопросам. Я дружила с Делией, которая уже… Ну этот-то брак никогда нельзя было назвать счастливым, и кто может винить Делию за то, что она так поступила? Хелена же ни для кого не делала скидок. Брак в ее понимании — на всю жизнь, ты сам выбираешь себе супруга и должен делить с ним жизнь до конца, в горе и радости. Развод — вещь немыслимая, неверность непростительна, жена, которая совершила адюльтер, перешла все границы.
Голова у Аликс шла кругом. Что бы она ни воображала в отношении матери, оно было далеко от того, что она узнала. Вероятно, Эдвин знает правду? Аликс чувствовала себя так, будто ступила на безопасную тропу, но лишь затем, чтобы увидеть, как земля уходит из-под ног.
— Ты, очевидно, полагаешь, что выросла в строгости, потому что бабушка дышала тебе в затылок, Аликс. Но могу заверить: тебе пришлось бы не легче, будь жива твоя мать.
Интересно, насколько осведомлена Анджела о ее лондонской жизни? Сеси о ней насплетничала?
— Не смотри на меня так, — сказала Сеси. — Я почти с тобой не встречалась и не рассказывала маме о тебе ни слова.
— Слухи имеют свойство распространяться, — заметила Анджела. — Но, надеюсь, не до ушей твоей бабушки.
Аликс пожала плечами.
— Моя жизнь — мое дело. Я совершеннолетняя, финансово независимая, она больше не имеет надо мной власти.
Анджела фыркнула.
— Ну хорошо, хорошо, я до сих пор ее боюсь, и когда нахожусь в «Уинкрэге», мне трудно ей перечить. Но здесь я всего на пару недель. И почему-то на меня она не очень наседает. Похоже, бережет силы для Утраты. Что вы скажете о ее здоровье, Анджела? Как по-вашему, она хорошо себя чувствует? По-моему, она менее твердо стоит на ногах, чем прежде.
— Ей почти семьдесят лет, об этом надо помнить, но, судя по тем кратким моментам, что я с ней виделась, думаю, она в прекрасной форме. Энергичная, как всегда.
— Она будто смущена, ум ее чем-то занят, причем не нами. Впрочем, набрасывается на Утрату так же яростно, как раньше на меня, даже хуже.
— Урсула мне рассказывала.
— Кстати, коль скоро речь зашла об Урсуле, — она в последнее время выглядит немного подавленной, — промолвила Сеси. — Из-за гнета со стороны Евы, я полагаю. Господи, что за лабиринт семейная жизнь! Я собираюсь остаться старой девой или выйду за кого-нибудь совершенно заурядного и безопасного.
Анджела рассмеялась.
— А потом у этих заурядных оказываются самые темные тайны и очень недоброжелательные родственники. А из мягких мужчин после женитьбы получаются настоящие монстры. Нет, за кого бы ты ни вышла, брак — сплошные подводные камни, и требуется вести себя с величайшей осторожностью.
— Говорят, предупрежден — значит, вооружен. А если вырос в тесном контакте с Гриндли и Ричардсонами, то для меня это означает безбрачие, иного выхода я не вижу, — заключила Сеси.
Глава двадцать девятая
«Черт! — записала в своем дневнике Урсула. — Мерзкая Розалинд шарила в моей комнате! Умильно извиняясь, сказала, будто искала шелковые чулки, чтобы одолжить. У меня шелковые чулки? Но дело даже не в этом. Особенно гадко, что она нашла у меня письмо от мамы и прочитала. Где ее воспитывали? Она заходит без приглашения в чужую комнату и читает там чужие письма!
Я высказала ей все, но она лишь засмеялась, противно вскинув голову, и заявила, мол, не захочется ли папе Питеру прочесть письмо? Я его выхватила, чему она слегка удивилась, но я крупнее. Тогда она применила другую тактику. Мол, если я сыграю роль посредницы, иными словами, буду носить записки от нее одному человеку, которым она увлечена, тогда она не донесет на меня папе.
Я велела ей отстать. Если она донесет на меня по поводу письма, я расскажу им об этом человеке, явно каком-то неподобающем, а иначе зачем все эти записки и почему она не пригласит его домой? Тогда она заявила, что дело не только во мне: письмо было в конверте, адресованном няне, и она уверена, что няню выгонят, узнав, чем она занимается.
Это же шантаж, я даже не подозревала, что она настолько низка. Я не знаю, что делать. Обсудила с Утратой, и та посоветовала: скажи ей, пусть оглашает и будет проклята, как сделал герцог Веллингтон
[38]
. Это конечно, очень хорошо, но как быть с няней? Тогда Утрата посоветовала взять записку и узнать, кто ее ухажер. Явно кто-то, кого бесценная Ева и дорогой папа Питер с негодованием бы отвергли, и тогда я приобрету над ней власть. Скорее, это будет ничья, сказала бы я. Но что еще мне остается?
Эта змея только что пришла и отдала мне запечатанный конверт для своего кавалера. Вместо адреса на нем инициалы „Дж. Р.“. Она говорит, что этот человек остановился в доме у миссис Маккехни. А вот чего Розалинд не знает, что миссис Маккехни — дрянная женщина; не думаю, что она вообще впустит меня в дом. В любом случае она тут же пойдет и подержит конверт над чайником. Безмозглая Розалинд ничего не понимает. Считает себя ужасно умной, а на самом деле необычайно глупа.