Едва не налетев на женщину с ребенком, Джевдет-бей бросился в кабинет и, сам не веря своим словам, проговорил:
— Больному очень плохо. Умирает! Пожалуйста, быстрее!
— Кто умирает? Где? — спросил доктор, стоявший у раковины в углу и мывший руки.
— Да здесь, совсем близко, в пансионе. Пойдемте скорее, увидите. Совсем близко!
— А сюда больной не может прийти? — спросил доктор, неторопливо вытирая руки невероятно белым и чистым полотенцем.
— Нет, не может. Он умирает! Но, может быть, есть надежда? В двух шагах, всего в двух шагах отсюда. Пойдемте быстрее, медлить нельзя!
— Ладно, ладно! — проворчал доктор. — С вашего позволения, я возьму свой чемоданчик.
Сказав ожидающим у двери кабинета пациентам, что придется немного подождать, доктор вышел на улицу вслед за Джевдет-беем и только тут спросил, что стряслось с больным. Джевдет-бей рассказал про приступ кашля и, поскольку не знал, что еще сказать, добавил, что у больного туберкулез. Доктор разочарованно нахмурился, но быстро пришел в хорошее расположение духа: должно быть, обрадовался возможности ненадолго покинуть свой кабинет и отвлечься от скучной рутины. По пути он смотрел на витрины и разглядывал прохожих. Потом, купив в табачной лавке сигареты, сообщил Джевдет-бею, что от туберкулеза сразу не умирают, и рассказал об одном своем пациенте, который умирал-умирал да и выздоровел. Проводив внимательным взглядом проходящую мимо женщину, спросил, чем занимается Джевдет-бей, и, узнав, что торговлей, не стал скрывать удивления. Когда они уже сворачивали в переулок, им встретился какой-то знакомый доктора. Они обнялись и начали быстро-быстро говорить на каком-то иностранном языке (Джевдет-бей решил, что это итальянский). На часах было уже четверть четвертого.
Когда они вошли наконец в пансион, доктор пожаловался на жару. Заслышав его голос, Мари открыла дверь.
— Не нужно мне доктора, закройте дверь! — послышался голос Нусрета. — Не пускайте сюда мрак!
Доктор прошел в комнату вслед за Мари. Бросил взгляд на больного, продолжавшего что-то бормотать, поставил чемоданчик на пол и, обернувшись к Мари, внимательно вгляделся в ее лицо.
— Je vous reconnais,
[16]
мадемуазель Чухаджиян! — сказал он и, неожиданно склонившись, поцеловал ей руку. Медленно поднимая голову, добавил, на этот раз почему-то по-турецки: — Я восхищаюсь вашей игрой в «Счастливом семействе»!
— Кто это? Что происходит? — спросил Нусрет. Заметив улыбающегося доктора, подошедшего к постели, бросил: — Ты не доктора привел, а какого-то шута горохового!
Доктор, не обращая внимания на его слова, продолжал улыбаться.
— На что жалуетесь, эфенди?
— Туберкулез у меня! Умираю.
— Ну-ну, почему же вы так в этом уверены?
— Потому что я сам врач! Тут и осмотр не нужен — любой медик с первого взгляда поймет, что это туберкулез в последней стадии. Видишь, как щеки впали? Ты гражданское училище заканчивал?
— Стало быть, мы коллеги, — сказал доктор, продолжая благодушно улыбаться.
— Что из военной академии, что из гражданского училища — после выпуска умные идут в революционеры, а дураки — в доктора, — выкрикнул Нусрет.
Но благодушие доктора, казалось, не знало границ.
— А я никогда и не говорил, что я умный, — сказал он и улыбнулся Мари. Возможно, потому, что считал ее единственным человеком, способным оценить его терпение.
— Ты кто, еврей? — спросил Нусрет.
— Нет, итальянец, — ответил доктор и, склонившись к Нусрету, протянул руку к пуговицам на его рубашке: — Вы позволите?..
— Э, стой, стой! — встрепенулся Нусрет. — Не прикасайся ко мне! — Потом, заметив выражение лица Мари, махнул рукой: — Хорошо, хорошо, не сердись. Но я-то точно знаю, что толку от этого не будет.
Неожиданно он повернулся к Джевдет-бею:
— Я тебя попрошу кое о чем… Подойди сюда. Обещаешь, что выполнишь мою просьбу? Я хочу взглянуть на сына. Привези его сюда.
— Из Хасеки?
— Да, оттуда. Поезжай в Хасеки и привези Зийю. Он живет у своей тети, кем, бишь, она нам приходится… Найди эту Зейнеп-ханым и привези сюда моего сына.
— Прямо сейчас? — растерянно пробормотал Джевдет-бей.
— Да, сейчас. Немедленно! Я знаю, тебе туда ехать не хочется. Но уж сделай милость. Я прошу. Раз уж ты привел сюда доктора, то сделай для меня и это тоже. Последний раз увидеть сына…
— Да вы и не умираете вовсе, — перебил его доктор, открывая чемоданчик и доставая стетоскоп. — У вас очень сильные легкие!
— Ладно-ладно, со мной эти штучки не пройдут. Делай свое дело, бери деньги и уходи. Дай ему денег, Джевдет. Больше я у тебя уже ничего просить не буду.
Джевдет-бей, направлявшийся к двери, остановился, достал из кошелька два золотых и положил их на столик рядом с треснувшей пепельницей. Увидев, что Мари это заметила, обрадовался.
— Поскорее, поскорее! — крикнул ему в спину Нусрет. — С этой своей расфуфыренной каретой ты, должно быть, быстро обернешься!
Глава 5
В СТАРОМ КВАРТАЛЕ
Чувствуя себя как будто в чем-то виноватым, Джевдет-бей спустился по лестнице и приказал кучеру ехать в Хасеки. Обливаясь потом, закурил. Когда карета тронулась в путь, мягко покачиваясь на гибких рессорах, и в окне начали проплывать дома и люди, Джевдет-бей — возможно, сигарета тоже сыграла здесь некоторую роль — немного пришел в себя. «Почему все так нелепо? Почему я такой?» — бормотал он себе под нос, вспоминая события этого дня. Потом подумал о брате. Умрет он или нет? Мать до последних дней твердила, что умирает, но за неделю до смерти вдруг стала уверять, что чувствует себя лучше, — а потом взяла и умерла. А брат все по-старому… Ну и дурной же характер! Вспомнив разговор, так его смутивший, Джевдет-бей снова покраснел. Нусрет спрашивал, сколько раз он видел свою невесту, а сам смотрел на Мари и улыбался. Говорил о наемной карете и опять улыбался. Должно быть, он и сейчас провожал его этой издевательской усмешкой. Не смеется ли с ним вместе и армянка? «Да, она, возможно, милая, интересная женщина, но сказать, что я ей восхищаюсь… Да как у него язык повернулся? Это, в конце концов, наглость! Я такой женщиной восхищаться не могу. С ней же семью не создашь, она актриса… Каждый вечер на нее смотрят сотни глаз. Как этот доктор мог поцеловать ей руку? Как они вообще это делают? Кланяются, берут руку женщины, целуют ее, а потом как ни в чем не бывало продолжают разговор — спокойно, весело! Это потому, что они не такие, как мы. Христиане!» Он задумался о том, почему никогда не мог сказать брату, что любит и понимает его. «Потому что времени нет! Торговля все время отнимает!» Он вспоминал слова, сказанные сегодня Нусретом. «Здесь ему все опротивело, и он уехал в Париж». Карета проезжала по мосту, его деревянный настил поскрипывал под колесами. Джевдет-бей смотрел на открывающийся с моста вид: старый Стамбул, купола, мертвенно-спокойный залив… «Не нравится ему здесь! Все здесь плохо, все здешнее он презирает! И меня презирает, но я его понимаю». На глаза ему попалась вывеска: «Лучшие сигары и сигареты. Табачная лавка Ангелидиса». Джевдет-бей снова закурил и погрузился в размышления.