Джевдет-бей и сыновья - читать онлайн книгу. Автор: Орхан Памук cтр.№ 129

А ведь он всегда с гордостью говорил, что в карманах у него, как и в жизни, все упорядочено и никогда ничего не теряется.

— Где же они?..

Раздраженно обшаривая карманы, Осман глядел на Рефика, и взгляд его говорил: «Что ты за человек такой, Рефик? Кем ты себя возомнил? Ты вообще понимаешь, где ты находишься? Когда ты в конце концов придешь в себя и будешь как все мы? Видишь, я из-за тебя даже ключей найти не могу!» Наконец ключи нашлись.

Рефик отвел глаза от лица Османа и с привычным видом бестолкового, наивного и глуповатого младшего брата посмотрел в небо. Большая группа облаков нагоняла группку поменьше. «Членские взносы… Да, нужно что-то решать… Эти облака как будто поджидают своих товарищей… Членские взносы… Я умру. Все мы умрем. Они хотят, чтобы я заплатил членские взносы. Что ж, они правы… Но я подумаю об этом позже. Пусть Осман поступает как хочет… Облака сближаются друг с другом. Почему я разозлился из-за такого пустяка? Вот сегодня ходил на футбол. „Фенер“-„Вефа“, 1–0. Сейчас возвращаемся домой. Осман на меня сердит, потому что я не могу быть таким, каким он хочет меня видеть… И он прав. Однако все мы умрем».

С сердитым видом, говорящим о том, что так просто хорошее настроение к нему не вернется, Осман открыл дверцы машины и, не дожидаясь, пока все рассядутся, завел мотор. Чтобы успокоить мужа, Нермин сказала несколько шуток, но Осман даже не посмотрел в ее сторону. Не дожидаясь, пока мотор как следует прогреется, тронулся с места. Темно-вишневый автомобиль покатил по брусчатой мостовой в сторону Нишанташи.

Все молчали, слышно было только рычание мотора. Рефик на заднем сидении неотрывно смотрел в окно на проплывающие виды, на трамвайные пути, которые он в годы учебы в инженерном училище переходил каждый день, на ничуть не изменившиеся с тех пор здания, стены, деревья, остановки. «Сходил на футбол. Сейчас едем домой. Воскресенье, вторая половина дня. Девятнадцатое марта 1939 года. Завтра, как всегда, пойду в контору. Дети катаются на подножке трамвая… У мамы грипп… Холодно… Дома выпью чаю, посижу немного в гостиной, потом пойду наверх. Поговорим… С Перихан? О чем? Почему мы сейчас молчим? У Османа есть любовница, Нермин об этом не знает. Или знает? Нермин тоже изменяет, а я не сказал об этом Осману. Все мы умрем… Вон стоит человек, чего-то ждет. Кладбища, могилы, христиане… Герр Рудольф… Что мне ему написать? Гольдерлин… Сколько времени? Полшестого. Мама уже беспокоится. Что делает Мелек? Все наладится… Жизнь моя придет в порядок. Я пойму, что мне нужно сделать… Выплатить членские взносы?.. Пойму, как нужно жить… Но это потом, потом… Да, когда я закончу составлять свою новую программу, все в моей жизни наладится. А сейчас что я делаю? Жду, смотрю в окно. В машине ни слова еще не сказал. Но у себя в комнате мы с Перихан разговариваем. С тех пор как я вернулся в Стамбул, прошел уже месяц. Перихан на меня не сердится… Читаю… Живу…»

Едва открыв глаза, Омер вскочил с постели. Спал он не раздеваясь, в пиджаке и галстуке, однако чувствовал себя бодрым и веселым, как будто только что умылся холодной водой и оделся в свежее платье. Быстрыми шагами прошелся по номеру, посмотрел на часы: половина шестого. «Воскресенье, дело к вечеру… Впрочем, почему бы не сегодня? — думал он. — Хотя вдруг она мне звонила?» Телефон в номере молчал весь день, и все же Омер спустился вниз и спросил, не звонил ли ему кто-нибудь. Выяснив, что никто не звонил, поднялся в номер, схватил чемодан и снова сбежал по лестнице вниз. Сказал дежурному за стойкой регистрации, что собирается на некоторое время уехать и хочет заплатить за номер. Дежурный позвал сотрудника рангом постарше; тот, узнав, что Омер желает оставить номер за собой, спросил, куда он уезжает и когда вернется. Омер сказал, что намерен съездить в Кемах, где работал в прошлом году, чтобы в преддверии нового сезона продать оставшиеся на бывшей стройплощадке машины и прочий инвентарь. Вернуться планирует в ближайшем будущем. Заплатив за номер, вышел из отеля и на такси доехал до вокзала. Еще утром он выяснил, что поезд отправляется в семь. Купил билет и, решив немного перекусить, зашел в вокзальный ресторан. Заказал жаркое из телятины.

На обед он тоже ел телятину и сейчас заказал ее потому, что обед этот был превосходным завершением чудесного утра. Накануне, вернувшись в отель после разговора с Мухтар-беем, Омер решил больше не пить, лег и проспал всю ночь, не просыпаясь. Утром он почувствовал себя удивительно бодрым. Повязал галстук и, решив, что после вчерашнего необходимо принести извинения и что каждый на его месте поступил бы так же, отправился домой к Мухтар-бею. Погода с утра была такая хорошая, что он не стал брать такси и пошел по направлению к Енишехиру пешком. На небе не было ни облачка, сияло солнце. Выпавший ночью снег лежал на ветвях деревьев, стенах и крышах. Как всегда в воскресенье утром, улицы были пусты. Окончательно придя в хорошее расположение духа, Омер стал размышлять, как именно будет просить прощения; поразмыслив же, пришел к выводу, что во вчерашних его поступках не было ничего особенного, а значит, прощения нужно просить не за какие-то отдельные неверные действия, а вообще за все свое поведение — что, конечно, глупо. И снова, как накануне во время разговора с Мухтар-беем, Омер почувствовал непоколебимую уверенность в том, что всегда и во всем прав. Эта уверенность поселилась в нем еще в самом детстве и окрепла в юности: он всегда прав, поскольку умен, красив и все его любят, не ожидая ничего взамен. Проходя мимо заснеженных деревьев и незастроенных земельных участков, он думал, что прав не только потому, что умен, красив и богат, но и потому, что снег на ветвях блестит в солнечных лучах специально для него, и вообще день выдался таким погожим лишь для того, чтобы он, Омер, смог выйти прогуляться. Пройдя Кызылай и свернув к дому Назлы, он вдруг испугался, что стоит ему начать извиняться перед Мухтар-беем (а ведь потом еще наверняка придется выслушивать от него наставления), как радость от ярко-голубого неба и солнца, от ходьбы и морозного воздуха, от собственной бодрости и элегантной одежды будет безнадежно испорчена. Он на секунду остановился рядом с пустырем, на котором дети играли в снежки, решил, что позвонит Назлы из отеля, и повернул назад. Все в том же превосходном настроении дошел до Улуса и подумал, что правильнее будет, если Назлы сама ему позвонит. Потом пообедал в ресторане при отеле — там бифштекс был гораздо лучше, чем тот, что он ел сейчас, — и решил, что настало самое время отправиться в Кемах.

По-прежнему ощущая себя бодрым и здоровым, Омер справился с бифштексом и вышел из привокзального ресторана. Подумал, не позвонить ли Назлы, но решил все-таки отказаться от этой идеи, поскольку к телефону мог подойти Мухтар-бей. Чтобы было, что почитать в дороге, купил все сегодняшние газеты и еженедельный семейный журнал. Когда поезд тронулся, он привольно расположился в пустом купе и принялся читать — с удовольствием, вовсе не думая, что занимается чем-то глупым. Потом, почувствовав, что начинает клевать носом, вытянул ноги, слегка склонил голову и погрузился в приятный, спокойный сон.

Когда он проснулся, солнце уже поднималось из-за горизонта. Омер потянулся, зевнул, улыбнулся старику, появившемуся в купе, пока он спал, и стал смотреть в окно, на реку, вдоль которой шла железная дорога. Заметив, что река течет навстречу движению поезда, понял, что это уже не Чалты, а Карасу — значит, до Кемаха уже недалеко. Поезд проехал сквозь длинный туннель, потом за окном показалась пропасть, обрывающаяся вниз скальными уступами. Омер стряхнул с себя остатки сна, вновь почувствовал себя полным сил и подумал: «Еще вчера я был в Анкаре, а сегодня — уже здесь!» Каждый раз, путешествуя по железной дороге, он начинал чувствовать, что жизнь — замечательное, длинное и интересное приключение, которым необходимо насладиться сполна.