С тобой и без тебя. Дорога к дому - читать онлайн книгу. Автор: Лесли Локко cтр.№ 68

Той же ночью она вылетела в Париж; проблем с местом для мадам Ндяи конечно же не было; компания французского аэрофлота лично отвечала за сохранность своего самого частого клиента. Не смыкая глаз в самолете, она снова и снова прокручивала в уме полученную новость. Она ужасалась. Невнятный голос Годсона по телефону; несколько деталей; совсем не удивленный тон… она просто не представляла, через что пришлось пройти Бекки. Она не переставала звонить Мадлен и миссис Олдридж… Годсон сказал, что она звала только ее. Бекки. «Моя бедная девочка». Она отказалась от шампанского и апельсинового сока, который предлагали в самолете, и пила только воду, будто пытаясь очиститься от несветлых новостей.

Два часа она прождала в аэропорту Шарль де Голль, за сорок пять минут долетела до Хитроу; потом прошло еще четыре часа, прежде чем она полетела в обратном направлении. Абсурдные правила колониальных стран — было дешевле прилететь во Францию, потом в Англию, потом из Европы туда, куда нужно. Почти всю дорогу из Лондона в Хараре она спала, но плохо.

Амбер в шоке смотрела на испещренное пятнами лицо. Позади нее невозмутимо сидел Годсон. Вокруг нее суетилась медсестра; старшая медсестра узнала Амбер, когда она подошла к информационному столу в вестибюле. Связи Танде проявлялись всюду. Вскоре после того, как она приехала, Годсон уехал на более простеньком транспорте, местном такси. Медсестры не знали, кем он приходится больной, которую привезли сюда прошлой ночью без сознания в таком жутком состоянии, что даже они, люди, привыкшие к самым неприятным картинам жизни и смерти, ужаснулись. Чем бедное дитя заслужило такое? — спрашивали они друг друга, снимая с нее остатки одежды, укладывая ее под капельницу и надевая кислородную маску. Отдых, мытье, анализы, тестирование, вопросы… все потом, когда нормализуется дыхание, и доктора будут уверены, что она сможет дышать без посторонней помощи. Ее шея опухла и стала толще чуть ли не вдвое. «Бросили умирать», — прошептала одна медсестра другой, пока они везли ее в отдельную палату. Одна из подруг девушки, какая-то богатая бледнокожая, вся в слезах прибежала в больницу примерно через час после того, как ее привезли, потребовала для нее отдельную палату и немедленной встречи с врачом. Ей все устроили. Ребекку Олдридж перевезли в палату на шестом этаже, окна в которой выходили на поле для гольфа и прекрасное озеро; хотя ничего этого ей не было нужно… Веки девушки были плотно закрыты. Насилие — довольно частое явление в Хараре, и медсестры знали, что ей понадобится немало времени, чтобы она смогла встать и полюбоваться видом из окна. А пока они каждый день меняли цветы и кувшин с лимонным соком, а иногда приносили пирожные, которые съедал ее постоянный посетитель африканец. У него одна из них, Бетси Нголо, узнала кое-какие подробности. Они вместе работали в галерее в центре города. Никто не знал, почему это случилось с ней. Полиция разводила руками. Не было ни недовольных работников, ни врагов… причина, по которой на нее напали, была загадкой. Просто она оказалась не в том месте, не в то время, твердили все вокруг.

Несколько дней спустя после того, как ее привезли в больницу, очень высокий молодой светлокожий человек, на котором лица не было, спрашивал ее. Бетси проводила его к ней и ушла за чашкой чая для посетителя. Вернувшись, она не поверила своим глазам, когда увидела его стоящим перед кроватью на коленях, он бормотал что-то беспорядочно. «Прости меня, Бекки, прости. Я не хотел… чтобы они зашли так далеко… мне так жаль». Она коснулась его плеча — что он такое говорит? Он испуганно посмотрел на нее, вскочил на ноги и выбежал из палаты. «Ужас, ужас… что творится в стране? Куда мы катимся?» — возмущались медсестры на языке шона, незнакомом Амбер, и только изредка переходили на английский. Она вполуха слушала, как они меняли Бекки постельное белье, щупали пульс, они с Годсоном часами молча сидели у ее кровати. Язык бамбара Амбер знала уже довольно неплохо к тому времени; было так странно молчать, когда все вокруг только на нем и говорили.

Позднее они с Годсоном сидели в больничной столовой на первом этаже, Годсон зажег сигарету. Помедлив, Амбер тоже протянула руку и взяла одну.

— Я увезу Бекки с собой в Бамако, — сказала она после некоторого молчания. Годсон посмотрел на нее и кивнул, выпустив клуб дыма из уголка рта. Он беспомощно пожал плечами. — Во всяком случае, на время. Доктор говорил, она мало разговаривает. Он спросил ее, известить ли ее родителей о несчастном случае, но она ужасно расстроилась. Я позже отвезу ее домой, там она сможет отдохнуть немного. — Она взглянула на него. — Знаешь, я всегда удивлялась, что она здесь нашла, — сказала она медленно, последний раз затянувшись сигаретой. После шести лет воздержания от курения это все-таки приносило облегчение. — Я не знаю… иногда мне казалось, что она от чего-то бежит, хотя затрудняюсь сказать, от чего именно. Она иногда впадала в такое отчаяние. Наверное, стоило постараться понять, что ее тревожило, проводить больше времени вместе… — Она замолчала, вспоминая опухшее обезображенное лицо своей лучшей подруги, которая безжизненно лежала в постели после страшного испытания. Оправится ли она когда-нибудь от этого? Что, если будут какие-то последствия? Беременность, заболевание… ужасная мысль поразила ее… СПИД? Она закрыла глаза. Все, что они могли сделать сейчас, так это ждать. Ждать, пока она преодолеет это, привыкнет… открывать глаза, говорить и выздоравливать, на что все надеялись. Она потушила сигарету и встала. — Извини, Годсон. Я знаю, как много для тебя значит ваш бизнес. Но я не могу оставить ее здесь в таком состоянии. Ей необходимо быть в кругу семьи, ближе к друзьям. Мы почти как сестры с ней. Мы прошли длинный путь рука об руку.

Годсон тяжело кивнул.

— Ты права. Конечно же права. Ей нельзя здесь оставаться. — Он положил окурок в пепельницу перед собой. — Но в одном ты ошибаешься, — сказал он спустя несколько минут. Амбер взволнованно посмотрела на него. — Вы в самом деле сестры. Она всегда это говорила. Всегда. — Он отодвинул стол и встал. Амбер отвернулась, чтобы он не заметил слез, неожиданно выступивших у нее на глазах. К лифтам они пошли в полной тишине.

— Бекки? — Сонная фигура пошевелилась в кровати. Амбер спешно отложила газету и придвинулась к ней. — Бекс? Ты слышишь меня? — Она смотрела на лицо, которое знала всю жизнь. Здоровый цвет начинал медленно возвращаться к нему; синяки на шее медленно заживали, превращаясь в желтые и зеленые пятна. Она коснулась исхудавшей руки, лежащей на покрывале. — Ты проснулась? — спросила она. Бекки впервые полностью открыла глаза. Они смотрели друг на друга через белые больничные покрывала и ужасный опыт, что свел их снова вместе; Амбер первая опустила глаза. Она не могла вынести взгляда этих несчастных глаз. — Поедешь со мной домой, — сказала она, когда усмирила желание расплакаться. — Поедешь со мной в Бамако. Ненадолго. Тебе нужно побыть вдали отсюда, Бекки… побыть с нами некоторое время. — Она заметила, как Бекки медленно кивнула один раз, второй. Она наклонилась к ней и взяла ее за руку.

Реакция Мадлен на новость поразила и встревожила ее саму. Она разозлилась на Амбер. Она положила трубку на место и с тяжелым сердцем присела на ступени. Она ненавидела себя. Ненавидела с профессиональной и нравственной точки зрения, она пребывала в негодовании. Она с трудом сдержала себя, чтобы снова не взять трубку, не позвонить и не спросить, почему Амбер только через целых три недели сообщила ей о происшествии. Разве она была экспертом в этой области? Но Бекки совсем и не ее рабочая область, исправила она себя, пытаясь переварить то, что сообщила ей Амбер. Она заберет ее к себе в Мали, как только Бекки будет в состоянии перенести перелет. Она будет жить в домике для гостей, рядом с их домом, который они вместе с Танде построили и который Мадлен никогда не видела. Бекки вела себя тихо и отрешенно; мало ела и говорила. Амбер даже не знала, как ей помочь. Она отказалась говорить о случившемся родителям; она жила в полнейшей тишине, и Амбер начинала волноваться за нее. Мадлен скрестила руки и попыталась представить, что делать с женщиной, которая прошла через то, с чем она, Мадлен, боролась почти каждый день, но никогда не сталкивалась вплотную дома, никогда.