Аля сначала не понимала. А потом спросила. Она как сейчас вспоминала тот разговор.
Они на кухне, пекут вкуснющий торт-муравейник и болтают ни о чем. Аля режет тесто, а мама запихивает противень в духовку.
– Мам, а почему ты так относишься к тете Кате?
Катерина Петровна – соседка. Мама всегда рада ее видеть, но почему-то у Али остается впечатление, что с теть Катей разговаривают, как и с ней самой. Как с ребенком.
– Потому что она зашоренная.
Мама запихивает противень и проверяет сгущенку. Банка варится.
– Катя хороший человек, но она не видит того, что выходит за пределы ее жизненного опыта.
– Это как?
– Вот так. Она привыкла к миру вокруг. Если ты девочка, то в юбке. Если мальчик, то военный. Если генерал, то всегда прав.
– А разве не так?
– Алечка, Аленький мой, запомни. Если ты говоришь, так должно быть, – ты перекрываешь себе все остальные варианты. Вот смотри. Идет по улице мужчина в юбке. Что ты подумаешь?
– Что он дурак.
– Вот. А он может быть шотландцем. Может сбежать от любовницы. Может, у него украли все штаны, и он был вынужден ее надеть. Или он актер и бежит на спектакль… понимаешь?
– Да. Я назвала один вариант.
– А их миллионы. У тети Кати он тоже только один. Не уподобляйся ей, хорошо?
– Постараюсь.
А вечером мама приносит книгу про Шерлока Холмса. И Аля буквально проглатывает ее от корки до корки. Но почему-то ей хочется стать не сыщиком, нет. А доктором.
А мама добивает:
– Хороший врач должен предусмотреть ВСЕ варианты. Вообще все. А не только самый вероятный. И не быть зашоренным.
Аля запоминает это. Накрепко.
– Госпожа?
И Аля обнаруживает, что стоит на чертовой средневековой кухне и улыбается. А служанки почему-то не шустрят с уборкой.
Марта трогает ее за локоть…
Девушка еще раз рявкает в том смысле, что заставит всех языком пол вылизывать, и выходит. К крыльцу.
Там уже стоит поросячье-розовая карета. С золотом, козе понятно. Что она из себя представляет?
Да четырехугольник. Правильный. Квадрат на колесах. Про рессоры умолчим, чтобы враги не узнали. Окна задернуты занавесками и затянуты чем-то вроде пергамента. Ну да. Стекол почти нет, кто ж их на карету переводить будет?
Четыре лошади выглядят настолько усталыми, что Але их от души жалко. Лошадей она любила. И сейчас профессионально могла осмотреть каждую.
Что и сделала.
Упс!
Как интересно.
– Почему лошадь до сих пор не подковали?
Две лошади оказываются без одной подковы каждая, у третьей язва на шее, четвертая дышит с хрипом и явно простужена.
Конюх, он же кучер, что-то мямлит про неудачи в жизни и плохие погодные условия. Аля меряет его железным взглядом.
– Где ближайший кузнец?
Выясняется, что ближайший кузнец есть в деревне. Ибо на кой сдался он в замке. Шум, гам, железяки разные…
Что ж.
Заодно надо бы и травок прикупить – на припарки и отвары.
Интересно, есть здесь знахарки в округе?
Аля вздыхает и пытается залезть в экипаж.
И тут ее настигает первый подвох.
Ступеньки не предусмотрены, а сама она ногу задрать не может. Не та пока еще растяжка. Колеса-то здоровые, ей до бедра. На помощь приходит Марта, подставляя скамеечку. И Аля утрамбовывает тушку в карету, едва не оставляя на дверце платье.
Нет, надо худеть…
Марта хочет сесть рядом с кучером. Но Аля решительно машет ей рукой – мол, в карету.
Служанка повинуется и не решается сесть на грязно-розовое, с золотом, бархатное сиденье.
Аля усаживает ее силой:
– Нянюшка, прекрати.
– Да мне не пристало…
– Ближе тебя у меня человека нет. И тебе не пристало? Глупости!
Марта бормочет что-то про честь, которую она не заслужила, но Аля обнимает няньку и целует ее в щеку.
– Нянюшка, ты мне ближе матери родной…
Слезы умиления. Занавес.
Аля впервые выехала из родимого замка. И посмотрела на него снаружи. М-да.
Ну вот если только на халяву. А лучше бы с приплатой этот кошмар вернуть продавцу!
Других слов не было. Снаружи Иртон-кастл выглядел еще хуже, чем изнутри. Камни торчали жалко, раствор явно выкрашивался, от замковой стены остались ошметки, ров… мост, кажется, даже не поднимался.
Это как?
А война? Набег? Налет? Залет?
Короче, защищаться – как?!
Или тут все срочно дали клятву не убивать?
Верилось плохо. Армии тут нет. Телефонов тоже. Службу 911 еще не изобрели. Спасать некому. А самой… значит – самой. И задача получалась двойной. Отмыть изнутри. Укрепить снаружи.
Как?
Не знаю. Главное – начать. Ввяжемся в заварушку – и по обстоятельствам, по обстоятельствам!
Аля улыбнулась про себя, не желая наружать душевный мир Марты.
Она вспомнила, как мама рассказывала эту историю. Аля была еще ребенком, лет пяти-шести, мама шла домой вечером с работы. Отец ее встретить не успевал. Напал на хрупкую женщину хулиган, ну она его немножечко и… покритиковала. Муж чему-то ж научил. Пара вывихов, несколько ушибов… главное – ввязаться в заварушку, а там по обстоятельствам. И маленькая дочь, услышав этот рассказ, наивно и громко спросила:
– Мама, а ты ему все обстоятельства отбила?
Она еще долго не понимала, почему в тот вечер так смеялись взрослые.
Что ж, главное – по обстоятельствам.
Карета не порадовала. Рессоры действительно были еще не изобретены. И Аля прочувствовала каждый ухаб дороги. Хотя… это назвать дорогой не мог даже потомственный россиянин.
Известно, что в России дорог нет. Есть направления.
В Иртоне вместо дорог и направлений были две колеи.
И только.
Они могли быть глубже или, наоборот, менее глубокими. Но и все.
Пришлось Але высунуться из окна кареты и пообещать себе изобрести бричку. Каталась она в такой один раз. Та же карета, но со срезанным верхом, если кто не знает. Вот как быть с рессорами…
Аля плохо представляла себе их устройство. Но – ладно. Будет день, будет бричка. А пока она любовалась округой.
Имелись поля. Имелись луга. Имелся лес. Но самое приятное – имелась речка!
Иртон-кастл стоял, по рассказам Марты, где-то в километре от реки. Широкой и вполне рыболовной. И Аля уже настроилась на соление, копчение и вяление рыбы. А сколько всего можно из нее сделать!