Тропинка Влюбленных начиналась прямо за садом Зеленых Мезонинов и тянулась по лесу до самого конца фермы Касбертов. По этой дорожке обычно выгоняли коров на дальнее пастбище, а зимой таскали дрова и хворост. Аня назвала ее Тропинкой Влюбленных, когда еще не прожила и месяца в Зеленых Мезонинах.
— Не потому, что там когда-нибудь ходили влюбленные, — объясняла она Марилле. — Просто мы с Дианой читаем сейчас совершенно великолепную книжку, и там есть Тропинка Влюбленных. И нам захотелось, чтобы и у нас была такая. Это очень красивое название, как вам кажется? Такое романтичное! Понимаете, мы легко можем вообразить на ней влюбленных. Мне она очень нравится, потому что там можно думать вслух, никто не назовет тебя сумасшедшей.
Утром Аня выходила из дома одна и по Тропинке Влюбленных добиралась до самого ручья. Там ее уже ждала Диана, и они вместе продолжали путь под густыми кронами сплетавшихся кленов, — "Клены — такие общительные деревья, — говорила Аня, — они всегда шелестят и что-то нам нашептывают", — пока не добирались до грубо сколоченного маленького мостика. Затем девочки сворачивали с тропинки и шли через поле мистера Барри, мимо Плача Ив, за которым открывалась Долина Фиалок — маленькая зеленая впадина в тени густого леса мистера Эндрю Белла.
— Конечно, сейчас там уже нет фиалок, — рассказывала Аня Марилле, — но Диана говорит, что весной их там миллионы. Ах, Марилла, только вообразите — миллионы фиалок! У меня прямо дух захватывает. Я назвала это место Долиной Фиалок. Диана говорит, что еще никого не видела, кто бы так легко придумывал названия для всяких мест. Так приятно в чем-то отличиться, правда? А Диана дала название Березовой Дорожке. Она очень захотела, и я согласилась. Но, конечно, я придумала бы что-нибудь более поэтичное. Такое простое название, как Березовая Дорожка, каждый может придумать. Но Березовая Дорожка, Марилла, — одно из красивейших мест на свете.
Так оно и было. Не только Аня — каждый, кто случайно забредал туда, думал то же самое. Это была узкая извилистая тропинка, спускавшаяся с длинного холма прямо через лес мистера Белла, где свет, много раз просеянный через изумрудные сита густых крон деревьев, становился безупречно чистым, как бриллиант. На всем протяжении дорожку окаймляли стройные молодые березки с белыми стволами и гибкими ветвями; папоротники, перелески, дикие ландыши и алые пучки лаконосов густо росли вдоль нее; и всегда в воздухе здесь носился пряный аромат, звучала музыка птичьих песен, шепот и смех лесных ветерков в ветвях деревьев над головой. Порой здесь можно было увидеть зайца, прыгающего через дорожку, если, конечно, идти тихо, чего с Аней и Дианой почти никогда не случалось. Спустившись в долину, дорожка подходила к большой дороге, и оттуда по поросшему елями холму было рукой подать до школы.
Авонлейская школа представляла собой чисто выбеленное здание с низко спускающейся крышей и широкими окнами. Внутри стояли прочные и удобные старомодные парты, которые открывались и закрывались и крышки которых были изрезаны инициалами и иероглифами трех поколений школьников. Школьное здание стояло в стороне от дороги, а за ним тянулся темный сосновый лес и вился ручей, в который ученики ставили по утрам свои бутылки с молоком, чтобы оно осталось прохладным и сладким до обеденного перерыва.
В первый день сентября Марилла проводила Аню в школу, питая в душе множество тайных опасений. Аня была такой необычной девочкой. Как она поладит с другими детьми? И каким образом удастся ей на уроках справиться со своей болтливостью?
Однако дела пошли лучше, чем можно было предположить. В тот вечер Аня пришла домой в отличном настроении.
— Мне кажется, я полюблю школу, — объявила она. — Хотя я не очень высокого мнения об учителе. Он все время крутит усы и поглядывает на Присси Эндрюс. Присси уже взрослая, вы знаете. Ей шестнадцать, и она собирается в следующем году сдавать вступительные экзамены в Королевскую учительскую семинарию в Шарлоттауне. Тилли Бултер говорит, что учитель в нее по уши влюблен. У нее красивый цвет лица и вьющиеся темные волосы, и она их очень элегантно укладывает. Она сидит на самой задней скамье, и он сидит с ней почти все время… объясняет ей ее урок, как он говорит… Но Руби Джиллис говорит, что видела, как он написал что-то на грифельной дощечке Присси, и когда Присси это прочитала, то покраснела, как свекла, и захихикала; и Руби Джиллис говорит, что не верит, будто это имело какое-то отношение к уроку.
— Аня, я не желаю, чтобы ты отзывалась об учителе в таком тоне, — сказала Марилла сурово. — Ты ходишь в школу не для того, чтобы критиковать учителя. Я полагаю, что тебя он может научить кое-чему, и твое дело учиться. И я хочу, чтобы ты раз и навсегда поняла, что не должна приносить домой всякие сплетни о нем. Я не собираюсь этого поощрять. Надеюсь, ты хорошо себя вела.
— О да, — отвечала Аня удовлетворенно. — Это оказалось не так трудно, как можно было бы вообразить. Я сижу с Дианой. Наша парта прямо у окна, и нам видно Озеро Сверкающих Вод. В школе много милых девочек, и мы сказочно провели время, когда играли во время обеденного перерыва. Это так чудесно, когда столько девочек, с которыми можно играть! Но, конечно, больше всех я люблю и всегда буду любить Диану. Я обожаю Диану… Я ужасно отстала от других. Все они уже проходят пятую часть учебника, а я только четвертую. Я испытываю что-то вроде унижения из-за этого… Зато ни у кого из них нет такого воображения, как у меня, я это очень быстро обнаружила… Сегодня у нас было чтение, география, история Канады и диктант. Мистер Филлипс сказал, что у меня чудовищная орфография, и поднял мою грифельную дощечку так, чтобы все видели, сколько он на ней исправил ошибок. Мне было так стыдно, Марилла; все-таки, я думаю, он мог бы быть повежливее с незнакомой ученицей. Руби Джиллис подарила мне яблоко, а София Слоан дала мне на время прелестную розовую открытку, на которой написано: "Когда я смогу навестить вас?" Я должна эту открытку ей завтра вернуть. А Тилли Бултер после обеда дала мне поносить свое колечко из бусинок. Можно мне взять себе на колечко несколько перламутровых бусинок со старой подушечки для булавок в моей комнате? И, ах, Марилла, Джейн Эндрюс сказала мне, что Минни Макферсон сказала ей, будто она слышала, как Присси Эндрюс сказала Саре Джиллис, что у меня очень красивый нос. Марилла, это первый комплимент, какой я услышала в своей жизни, и вы не можете вообразить, какое у меня возникло странное чувство. Марилла, это правда, что у меня красивый нос? Я знаю, вы скажете мне правду.
— Нос твой совсем неплох, — сказала Марилла коротко. Втайне она считала, что у Ани замечательно красивый нос, но отнюдь не собиралась ей этого говорить.
Это было три недели назад, и пока все шло гладко. И теперь, в это бодрящее сентябрьское утро, Аня и Диана, две из счастливейших девочек в Авонлее, беспечно шагали по Березовой Дорожке.
— Похоже, что сегодня в школе будет Гилберт Блайт, — сказала Диана. — Все лето он провел у своих двоюродных братьев в Нью-Брансуике и вернулся домой только в субботу вечером. Он ужасно красивый, Аня. И кошмарно дразнит девочек. Он просто отравляет нам жизнь.
По тону Дианы можно было ясно понять, что она предпочитает, чтобы ей отравляли жизнь, чем жить без этого.