Братья Ашкенази - читать онлайн книгу. Автор: Исроэл-Иешуа Зингер cтр.№ 111

Когда Гертруда была ребенком, лучше всего она чувствовала себя у деда, реб Хаима Алтера. В его доме она была счастлива. Дед сажал ее к себе на колени, позволял скакать на них, как на лошадке, щекотал ее щечки своей бородой и играл с ней часами.

— Скажи благословение, Гителе [148] , благословение, — напоминал он ей каждый раз, угощая ее шоколадкой.

Хотя он и звал ее чужим еврейским именем, она предпочитала его дом родительскому. В доме деда были всякие красивые вещи: разные подсвечники, ханукальные лампады, футлярчики для благовоний — штуки, которых у папы с мамой не увидишь. К тому же у него всегда было весело по субботам и праздникам. Реб Хаим Алтер, как и в старые добрые времена, устраивал большие трапезы; распевал традиционные песнопения, совершая кидуш; принимал гостей. Маленькая Гертруда каждый год с нетерпением ждала ханукальных свечек, которые с пением зажигал дедушка; праздник Симхас Тойра, когда у деда собирались хасиды, пели и плясали; Дни трепета, когда реб Хаим надевал китл [149] и вышитую серебром ермолку и благословлял внучку, возложив руки ей на голову. Даже пасхальный сейдер маленькая Гертруда не хотела проводить в родительском доме, потому что там сейдер проходил быстро. Отец поспешно бормотал положенный текст, ел и шел к себе в кабинет, к своим бумагам и работе. А у дедушки Хаима пасхальная трапеза тянулась допоздна, свечи весело горели, стол ломился от серебра, дед сидел в китле, развалившись в удобном кресле, и Гертруда трепетала от обрядов, напевов, радости и благоговения.

— Дедушка, — целовала она его, — я так тебя люблю…

Из-за деда она даже стала набожна, произносила «Слушай, Израиль…», говорила благословения, что очень раздражало ее отца.

— Он еще сделает из нее раввиншу, — сердито говорил он жене по-немецки. — Почему она всегда у деда?

Став постарше, Гертруда перестала часто бывать у деда, но и дома ей не сиделось. Она хотела богатства, веселья, балов, гостей, салонных разговоров, музыки и танцев, как у ее подруг. Но в ее доме было тихо и тоскливо. И Гертруда ненавидела свой дом. Она чуждалась отца, как и отец ее. Мать она жалела, целовала, сочувствовала ей. Она видела, что та не любит отца, сторонится его, и это было Гертруде по сердцу, но все-таки она не понимала мать. Ей было невдомек, как мать прожила с ним столько лет, почему не разошлась с ним, и главное, почему вообще вышла за него замуж.

— Мама, ты любила отца? — часто спрашивала Гертруда.

— Иди занимайся уроками, — отвечала ей на это мать.

— Ну и странными же вы были людьми! — в сердцах говорила юная Гертруда. — Я бы без любви ни за что замуж не вышла, хоть режьте меня на куски…

Когда Гертруда окончила пансион, мать стала думать о дальнейшей судьбе дочери. Она хотела изменить дом, освежить его, поставить в нем новую мебель, открыть для гостей, устраивать вечера, чтобы к ним приходили молодые люди, как во все дома, где есть девушка на выданье. Диночка Ашкенази видела, что ее время прошло. Хотя она все еще была красива и мужчины засматривались на нее на улицах, она чувствовала, что начинает сдавать, что молодость промчалась без жизни и радости. Она страдала от этого, по ночам на ее подушку часто катились слезы, но, как каждая преданная мать, она жила стремлением обустроить жизнь дочери, желанием быть ей хорошей матерью и заботой о ее счастье.

Кроме того, с годами изменилось и отношение Диночки к мужу. Нет, она по-прежнему не любила его, но теперь она восхищалась им, его силой, энергией и величием. Он шагал семимильными шагами, этот невысокий человек. Пока она сидела с детьми и книжками, он возмужал, набрался знаний, опыта, достиг понимания вещей. Теперь он больше Диночки знал об окружающем мире, хотя она и была образованна и постоянно читала книги. А то, что он не знал, он схватывал на лету, домысливал, едва услышав об этом. И, как любая женщина за сорок, Диночка стала мысленно возвращаться к своему мужу, к суженому, с которым ей дано прожить жизнь, прожить не по любви, а из чувства долга и верности.

— Макс, — говорила она ему, — Гертруда выросла. Надо подумать о ней, завести дом, как у людей.

Теперь она называла мужа новым именем, а не по старинке Симхой-Меером.

Но как раз в последнее время Макс Ашкенази начал пренебрегать своим домом. Он все чаще ночевал в квартире при фабрике, в холостяцкой постели покойного директора Альбрехта. Даже по воскресеньям, когда фабрика не работала, дома он не показывался.

— Очень занят, — телефонировал он.

Диночка Ашкенази забеспокоилась. В первый раз за всю семейную жизнь она стала волноваться по поводу своего мужа. Видимо, в этой холостяцкой квартире при фабрике у него кто-то есть, думала она.

Сначала мысль о том, что у Симхи-Меера есть любовница, показалась ей комичной. Она чуть не рассмеялась. Но смех развеялся и уступил место обиде. Конечно, у него там кто-то есть. Иначе он бы не пропадал на этой фабричной квартире. Он ведь не промах — втихаря он вполне может крутить романы. Может быть, это одна из работниц его бюро, а то и танцовщица или актриса. Их теперь в Лодзи множество. А вдруг это любовь, не купленная за деньги; настоящий любовный роман с молодой дамой или даже девушкой? В нынешние времена, когда женщины так распущенны, все возможно.

Диночка поспешно подошла к зеркалу и внимательно осмотрела себя: все ее морщинки у глаз, все складки кожи были слишком заметны в этом большом зеркале. Седые волоски торчали из головы, как вязальные спицы. Диночка очень расстроилась. Печальными глазами она смотрела на свое отражение. Как же она была глупа, как могла не думать о том, что так просто и очевидно! Она представила себе мужа. Он возмужал за последние годы, стал более крепким, широкоплечим, видным. И как ни странно, ничуть не постарел. У него нет ни единого седого волоса, ни одной морщинки. Если бы он избавился от своей расхристанности и был хоть чуть-чуть элегантнее, он совсем бы недурно выглядел. Его глаза особенно молоды и полны жизни, в них горит огонь. Диночка не раз слышала это от других женщин, но сама только улыбалась на такие разговоры. Она этого не замечала. Но теперь вдруг увидела отчетливо, ярко. Конечно, он может крутить романы. Кто знает, как давно он обманывает ее? Женщины ведь не слишком щепетильны, особенно когда речь идет о мужчине богатом и знаменитом.

Чем больше Диночка думала об этом, тем яснее сознавала, что ее подозрения оправданы. Тот самый муж, который прежде никогда всерьез не интересовал ее, начал поглощать ее мысли целиком. Он стал казаться ей значительнее и выше, чем прежде. И чем значительнее он виделся Диночке, тем ничтожнее в собственных глазах становилась она сама.

Конечно, зачем ему стареющая и увядающая жена, когда там, в своей квартире при фабрике, он может веселиться с молодыми и свежими? Недаром он не приходит домой. Он с женщинами, пьет вино, шутит и ни о чем не вздыхает. Может быть, они там даже смеются и издеваются над ней?..