Братья Ашкенази - читать онлайн книгу. Автор: Исроэл-Иешуа Зингер cтр.№ 108

Нисан не знал отдыха в эти дни. Он встречался с немецкими мастерами, собирал деньги для бастующих, выступал с речами, писал листовки. Теперь это было не то, что тогда в Балуте с хозяином мастерской Симхой-Меером. Это был протест тысяч сознательных рабочих, бунт пролетариев против крупного капитала, против мануфактурных баронов и их пособника Макса Ашкенази. Здесь стоило бороться, стоило не жалеть себя.

Раньше они не спешили с забастовками и революциями, эти немецкие и польские рабочие, в отличие от еврейских ткачей из мелких мастерских. Их, немцев и поляков, в первую очередь занимало сидение в пивных, воскресные прогулки в полях и другие иноверческие удовольствия — это нравилось им больше, чем слушать в кружках лекции по политической экономии. Еврейские подмастерья внимали им куда охотнее. Нисан от этого сильно страдал. Теперь он дождался. Большие фабрики начали двигаться в правильном направлении. Наконец-то и в эти крепости проникла искра революции. Нисан делал все, чтобы раздуть из нее пламя, яркое и бушующее. Смуглый, черноглазый, с черной бородкой и похожими на пейсы бакенбардами, он носился по бурлящей Лодзи, писал прокламации, выступал на собраниях, разъяснял, поддавал жару, проводил целые ночи в тесных, битком набитых прокуренных комнатах, где совещались революционеры. Он почти не спал; все, что он себе позволял, — это на несколько часов вздремнуть, не раздеваясь, на скамейке. Его люди помогали ему. Они вкладывали в эту ленивую иноверческую забастовку весь свой еврейский пыл и восторженность.

Макс Ашкенази посинел от злости в своей квартире-убежище, когда доверенные люди рассказали ему о Балуте, ведущем войну против его фабрики. Чего они хотят? Чего они лезут? Они не работают у него и никогда не будут работать. Так какое им дело до рабочих-иноверцев? Ашкенази пылал гневом против сына меламеда, заварившего всю эту кашу. Надо бы стереть этого врага Израиля в порошок, упечь его, как когда-то, да так, чтобы никто не знал, где его кости зарыты. Это он со своими приспешниками подстрекает Лодзь. Если бы не эти балутские оборванцы, все было бы тихо. Иноверцы как раз хотят работать, у них есть для этого силы, им неважно, часом больше или часом меньше. Главное для них — получить в субботу свои деньги и отправиться в шинок. Это евреи воду мутят. Они слабые, сами работать не могут, вот и совращают иноверцев, забивают им голову социализмом и рабочим единством. Они еще доиграются, раздразнят нечестивцев, и те, как обычно, начнут бить евреев. Макс Ашкенази кусал губы от злости. Если бы он только мог, если бы они не были такие отчаянные, он бы их, этих вероотступников, проучил. Проучить таких — доброе дело, ведь они идут против евреев и защищают иноверцев.

Но проучить ребят из Балута он не мог. Не только он, даже полиция была против них слабовата, боялась с ними связываться. Ничего не поделаешь, они и впрямь захватили город. Даже посылают своих представителей за деньгами, и приходится им давать. А теперь вот они распалили рабочих его фабрики, разожгли пожар. В своих прокламациях они агитируют против него, честят его и ругают на чем свет стоит, внушают рабочим, что он кровопийца, эксплуататор. Иноверцы верят им, и кто знает, к чему это может привести! Разве разъяренным иноверцам трудно пустить ему пулю в голову или воткнуть нож в спину? Правда, пока он сидит на фабрике под охраной. Но вечно так сидеть невозможно. Время не терпит! Жаль каждого дня, каждого часа, каждой минуты. Из интендантского управления требуют товар. Дел полно. Надо ездить, двигаться, предпринимать шаги. В одну из бессонных ночей на широкой кровати покойного директора Альбрехта, среди тысяч других догадок и идей, Максу Ашкенази пришла мысль о том, что ему стоит переговорить с этими балутскими ребятами и их вождем, сыном меламеда.

Они, конечно, мерзавцы, вероотступники, но переговорить с ними надо. Он, Макс Ашкенази, сильно верил в свой ум, в свою способность убеждать людей. Кстати, сам этот Нисан не какой-нибудь малограмотный недоумок. Он еще на уроках своего отца, реб Носке, перебегал ему, Симхе-Мееру, дорогу во время занятий Геморой. Правда, однажды ему уже пришлось столкнуться с Нисаном, когда тот пришел к нему на исходе субботы защищать ткачей из мастерской реб Хаима Алтера. А потом Нисана сослали. Но, во-первых, никто не знает, что он, Ашкенази, имел к этому отношение. Тот литвак, писаришка, обещал, что будет нем как рыба. Кроме того, это старые дела. Он же потом снова сидел, уже за другие грехи, так что прошлое забыто. А если Нисан до сих пор держит на него зло за прежнее, то он, Макс, убедит его, что это не его вина, как Бог свят, что полиция тогда сама вмешалась. Наоборот, он, Симха-Меер, даже просил тогда за них, но ничего не помогло. О, ему надо только встретиться с Нисаном, уж он с ним договорится, он его склонит на свою сторону. Он, слава Богу, умеет убеждать людей, обращаться к их разуму и сердцу.

И он сел к столу и написал письмо своему товарищу по хедеру. На витиеватом древнееврейском языке, как пишут уважаемым людям и настоящим знатокам Торы, со множеством поговорок и цитат из Геморы, с пространными старомодными восхвалениями в адрес достопочтенного адресата, заслужившего восхищение и всевозможные почести своими добродетелями и благородством. Он просил Нисана соблаговолить прийти к нему на фабрику, чтобы обсудить чрезвычайно важные дела. И добавлял, что отнюдь не из высокомерия или, не дай Бог, пустой гордыни он просит высокочтимого гостя прийти к нему, а не идет к гостю сам, но по причинам, понятным разумному человеку, к числу которых, несомненно, принадлежат его, Макса Ашкенази, честь и то обстоятельство, что он не может покинуть территорию фабрики. Мудрецу достаточно намека! «Будет очень приятно видеть высокоуважаемого гостя в моем убогом шатре», — закончил Ашкенази и подписался: «От меня, ожидающего вашего визита, Симха-Меер а-Леви [147] Ашкенази».

Он написал это длинное послание самыми красивыми буквами с завитушками, с удовольствием переписал его и отдал одному из своих людей, наказав посыльному достать адресата из-под земли и вручить ему письмо. Небось на бирже он его найдет.

Несколько часов комитет дискутировал по поводу этого послания из вражеского лагеря. Проигнорировать его? Ответить отказом? Или принять приглашение? Тевье не советовал идти. Он опасался провокации. Может быть, там сидит полиция, и Нисана сразу же арестуют. Но Нисан не верил в это. Нет, Ашкенази не так глуп, чтобы пойти сейчас на такое. Он человек практичный, разумный, и если он посылает письмо с предложением поговорить о чрезвычайно важных делах, стоит его выслушать. Противника надо знать как следует. Но Нисан не хотел идти один, чтобы не вызвать подозрений у рабочих. И вечером кружными путями он отправился на фабрику с двумя сопровождающими. Ворота тяжело, как в тюрьме, отворились и закрылись снова. Макс Ашкенази ждал у открытой двери своего кабинета. Увидев трех человек, он нахмурился. Он предпочитал разговаривать с глазу на глаз. Однако он тут же надел на лицо веселую и гостеприимную маску и пожал руки всем троим.

— Очень рад, — заговорил он на своем небезупречном немецком. — Прошу вас, господа.

Разговор начался с Торы.

— Я тут же узнал вас… тебя, — сказал он Нисану. — Все-таки знатока Торы отличаешь сразу…