– То-то и оно, что ты знаешь: нету никакой вольной! –
скучным голосом прервал Адольф Иваныч. – Ты это сразу почуял своим рабским
сердчишком, не то разве позволил бы Нептуну задницу твою рвать? Разве позволил
бы женщине… женщине за тебя вступиться? Я, признаться, опасался: а что, если
старый граф все ж эту бумагу написал да и послал тебе в город? Уж больно ты
храбрился поначалу. Я тебя решил испытать – и испытал. Теперь вижу: не отпустил
он тебя! Раб ты. Холоп. Крепостной, кабальный, из людей господина Берсенева. И
жена твоя – по холопу раба.
Ирена изумилась проницательности управляющего. Да, если бы
Игнатий в действительности был тем, за кого он себя выдавал, если бы ощущал
себя свободным, независимым человеком, сыном графа Лаврентьева, пусть и
незаконным, он не сдался бы так быстро, не лопнул бы, как мыльный пузырь.
Последние же слова Адольфа Иваныча показались ей совершенно бессмысленными. Что
же, он полагает, жена Игнатия тоже из чьих-то крепостных? Нелепица какая! Да у
нее самой в приданом не меньше тысячи душ. Единственное, о чем сейчас надо
думать, как держать себя отныне с Игнатием.
Какая ложь! Какая жестокая, чудовищная ложь! «Под маской все
чины равны, у маски нет души, ни званья нет – есть тело. И если маскою черты
утаены, то маску с чувств снимают смело» – так, что ли?! Помнится, Игнатий
восхищался этими словами из лермонтовского «Маскарада», только недавно
опубликованного и бывшего самым модным произведением. Что же, он думал, его
маску никто никогда не сорвет, она так при нем и останется? Глупо, наивно,
жестоко!
К горлу подкатывал комок, слепленный поровну из злости и
жалости. Задыхаясь, Ирена оглянулась на Игнатия – и тут же отвела глаза,
пораженная выражением безмерного стыда, исказившего его лицо.
– Не слушай его! – вскричал Игнатий. – Этого не может быть!
Бумага есть, непременно есть, я знаю, где отец хранил потайные документы, я найду
их!
И, по-детски, нелепо замахав руками на Адольфа Иваныча, он
взлетел по ступеням высокого крыльца и скрылся в доме.
– Ну беги, поищи, – ухмыльнулся управляющий. – Может быть, и
найдешь вчерашний день. А мы пока… – И он медленно, оценивающе поглядел на
Ирену.
Она вскинула подбородок и не отвела взгляд, хотя сердце
забилось, затрепетало от необъяснимого ужаса. Можно было сколько угодно
убеждать себя, что Адольф Иваныч ничего с ней не сделает, не посмеет сделать,
однако стоило ей только посмотреть на эти отвислые губы, столь пухлые и
толстые, что рот в углах никогда не был плотно прикрыт и там поблескивала
белесая высохшая слюна, как Ирену начинало мутить от страха и отвращения.
– А мы пока побеседуем с хорошенькой актрисочкой, – сладко
щурясь, промурлыкал Адольф Иваныч, тяжело опираясь короткопалыми руками в
подлокотники и начиная приподниматься.
Ирена отпрянула, готовая бежать куда ноги поведут, как вдруг
кто-то тяжело затопал за ее спиною и завопил благим матом:
– Адольф Иваныч! Забыли!
К крыльцу вперевалку подбежал Булыга и стал, едва переводя
дух. Кажется, в жизни Ирена еще никому так не радовалась, как этому коротконогому,
горбатому уродцу!
– Что еще? – недовольно, отрывисто спросил Адольф Иваныч.
– Свадьба… свадьба-то нынче на деревне, у Тихона
Однодворцева. Забыли.
– Ох! – воскликнул Адольф Иваныч, хлопнув себя по жирным
ляжкам. – Парася! Чернявенькая красоточка! Ну, Тихону не поздоровится, если я
не успею прежде него… – Он хмыкнул утробно, а Булыга зачастил:
– Успеете, Адольф Иваныч, успеете в самый раз к постели.
Однако мешкать не след!
– Не след, – согласился управляющий и выбрался наконец из
кресла. – Вам придется подождать до завтра, моя прелесть, – улыбнулся он Ирене.
– Вы уже распустившийся розанчик, а Парася с ее чудными, тугими, румяными
щечками – еще нетронутый бутончик. Поэтому нынче я поспешу к ней, а вы от
ожидания сделаетесь еще краше!
И он заспешил вниз по зеленому шелковому холму. Ирена
глядела ему вслед, чуть дух переводя от омерзения. Она успела увидеть, что
стремешки на его брюках оборваны, так что те свисают нелепыми мешками, и это
зрелище почему-то доставило ей злорадное удовольствие.
Точно почуяв ее взгляд, Адольф Иваныч обернулся, сделал,
паясничая, ручкой и тут же прикрикнул:
– Емеля! Смотри за ней! Удерет – ты ответишь.
– Шкуру с живого спущу и на барабан натяну, – присовокупил
Булыга, шаг в шаг спешивший за управляющим. – Ты меня знаешь!
– Знаю, – с тихой ненавистью отозвался кто-то рядом, и
Ирена, поведя глазами, с изумлением увидела близ себя Емелю-Софокла, который
так и стоял, привалясь к боку перегородившего аллейку неказистого своего
экипажа, и угрюмо наблюдал за происходящим.
При виде его Ирена вдруг почувствовала некоторое облегчение,
словно в тяжелую минуту встретила родного человека – пусть и дальняя родня, а
все же не чужой.
– Куда это они побежали? – со слабой улыбкой спросила она. –
На какую свадьбу?
– Слышала небось, – буркнул Емеля. – Парасечка, румяненькая,
Тишки Однодворцева невеста. Ну, у Адольфа первейшая забава – девок распочинать.
– Распо… что? – слабо улыбнулась Ирена, и Емеля злобно
зыркнул на нее своими каштановыми глазами:
– Что, что! Дура вовсе, что ли? Не знаешь, что мужик с
девкою делает, когда спать с ней ложится? Стелют постель молодым, да только
вместо жениха на невесту первым Адольф залазит. Вот и все, и нечего тут
чтокать!
Ни грубость его, ни откровенность выражений не возмутили и
не оскорбили Ирену так, как роль Адольфа Иваныча. Так вот куда он помчался со
всех ног!
– Гадость! Мерзость! – яростно выдохнула она. – Но как, как
же это терпят, я просто не понимаю? Нельзя, нельзя же! Жених, его отец и отец
невесты должны…
– Вестимо, должны, – со своей обычной туповатой
покладистостью, вновь вернувшейся к нему, кивнул Емеля. – Помнится, не так
давно Федюня Суворов с кулаками на немчина поднялся. Ну, Адольф с Булыгою
сперва отвозили его плетью почем зря, а потом обмотали вокруг шеи собачью цепь
да и посадили под воротами избы, где Адольф всю ночь с невестой забавлялся.
Потом она ему, дело ясное, без надобности, однако на семью тягла нового не
взвалят, оброка не увеличат. Немец наш лютует только с ослушниками, а с теми,
кто не перечит, иной раз даже добр. Хозяйствует он разумно, его и старый граф
ценил весьма, да и новый, по слухам…