Он мысленно хохочет – это же надо такому случиться! Не могут выяснить отношения из-за постоянной необходимости находиться еще с кем-то. Ни разу не было так, чтобы они остались только вдвоем, а любовь – дело тонкое, оно на публике не решается…
Олешко бодрым шагом вошел в зал заседаний – приветливо улыбнулся Нике, пожал руку Булатову, потом вопросительно взглянул на Макса:
– Не пришел еще человек из прокуратуры?
– Пока нет, но, как только он появится, его сразу же проведут сюда.
Олешко кивнул и нажал кнопку пульта – замигал экран, голос диктора повествовал о новостях.
– …ранее о мужчине, найденном у приемного покоя городской клинической больницы. Его память так и не восстановилась, но благодаря неравнодушным телезрителям родственники этого человека смогли узнать, где он находится. Сегодня к нему приехала жена. Врачи надеются, что память, разрушенная каким-то сильным ядом, все-таки вернется, и он…
На экране фотография человека, которого они все видели. Это киллер, который охотился за Матвеевым и Никой, – его забрал с собой Олешко, и никто даже не подумал о том, что Павел сделал с ним.
– Ну, не убивать же его было, – бормочет Олешко.
Они молча переглянулись – и то верно, грех брать на душу ни к чему.
– А если он вспомнит, кто его допрашивал?
– Он вспомнит то, что было раньше, год-два назад, остальное из его памяти стерто навсегда.
– Когда все закончится, плеснешь мне этого яду. – Ника вздохнула. – Хотя – нет. Я никого из вас не хочу позабыть.
Они встречаются глазами с Алексеем, и время вдруг становится тягучим.
«– На этой земле кто я – без тебя?
– Но я боюсь боли, разочарования, неудачи – я вообще много чего боюсь, хоть и не говорю.
– Я буду с тобой всегда – потому что без тебя меня уже нет.
– Так не бывает.
– А ты проверь. Что ты теряешь?
– Не знаю. Может быть, покой.
– Покой – это такая штука, которую найти легче всего, если она понадобится.
– А мы-то с тобой за месяц не нашли его ни разу».
Они улыбаются друг другу. Слова – просто подуманные, но не сказанные – потому что они снова не одни – как на грех! – эти слова останутся между ними, но остальное изменится. Отныне и навсегда изменится, и дальше они вместе станут распутывать клубок, который называется «жизнь».
– Паш, а что случилось-то, с чего такая спешка?
– Да все просто. Сейчас тряхнем одного персонажа на предмет некой информации, и история покушения на Панфилова обретет смысл и форму. И одной проблемой, считай, уже меньше.
Ника усаживается в кресло и кладет ноги на стул, стоящий перед ней. Ей так удобно, а еще она чувствует, что очень устала – она давно уже нормально не спала, и нервы ее на пределе.
В зал входит невысокий мужчина лет пятидесяти. Ника слышит его имя, но это проходит мимо нее – ей не до того. Она вдруг начинает думать о человеке, которого они отчего-то не принимают в расчет за всеми хлопотами – об Игнате Кравцове, могущественном, богатом и зачем-то стремящемся их убить. Правда, это пока только гипотеза.
Сейчас он, наверное, уже в курсе, что они с Максом живы, а значит…
– Это наш охранник Сева Ширяев. Работает три месяца, справляется. – Олешко ввел в зал высокого, очень сильного на вид парня. – Но есть вопрос, Сева. И если ты хочешь дальше здесь работать, ты на него ответишь честно.
– Да, конечно!
– Итак, кому ты сказал, что Максим Николаевич не просто попал в аварию, а на него покушались?
– Никому…
– Ага. Отлично. Тогда еще вопрос: а откуда ты это узнал?
– Я? Я не знал… и не знаю…
– Сева, последний шанс. – Олешко с улыбкой Чеширского кота смотрит на своего сотрудника. – Не лги мне, иначе будешь продавать газеты на остановке. Откуда ты узнал, что на Матвеева было совершено покушение, и кому ты об этом сказал? Помни о газетном лотке.
– Павел Иванович, да я, ей-богу, случайно!
Парень выглядит испуганным, и Ника снова подумала о двойном дне, которое есть у каждого, но у Паши Олешко, возможно, именно это его ипостась – второе дно, и ей неуютно думать о том, что же он на самом деле собой представляет.
– Ну, понятно, случайно. Не тяни резину.
– Я… я был в квартире, когда Максим Николаевич говорил с Александром Михайловичем – передавал разговор с каким-то Рубаном. Я еще удивился – ледяная пуля! И не слышал о такой!
– Так, понятно. – Олешко кивает. – Кому ты сказал об этом? Быстро!
– Я… Даше сказал. Даше Никитиной, секретарше Александра Михайловича…
– Заметь, я даже не спрашиваю, зачем. – Олешко хмыкнул. – Дашка – девка видная, и всякий новый перец пытается подкатить к ней, надувая щеки, в надежде растопить ее сердце. И ты, чтобы показаться значительнее, рассказал ей, что узнал. Так?
Охранник потупился. Признаваться в собственной глупости всегда неприятно, а уж в такой – тем более.
– Свободен. Я потом с тобой разберусь. – Олешко набрал номер внутреннего телефона. – Даша, в зал заседаний зайди-ка. Нет, прямо сейчас.
Человек из прокуратуры молчит, и Ника удивляется его долготерпению. Сама-то она уже поняла, куда клонит Олешко, но не знает всех участников, чтобы сказать, кто редиска, а Олешко, похоже, докопался.
– Добрый день.
Из-за таких женщин вспыхивают войны. Ника смотрит на это чудо во все глаза – она, выросшая в тени Евгении, так и не привыкла к чужим совершенным лицам, а потому искоса смотрит на Булатова: как он реагирует на появление этой девицы? Огромные синие глаза на смугловатом лице, короткая стрижка, высокие скулы, точеный нос, обалденная фигура – что она делает в секретаршах? Если бы она участвовала в борьбе за яблоко (раздора!), Парис отдал бы его ей, к гадалке не ходи, какие там богини…
Но Олешко с Матвеевым, видимо, к ней уже привыкли, а Булатов не выказал заметного интереса, и Ника успокоилась. Надо же, какие случаются на свете идеально сгруппировавшиеся атомы.
– Даша, вопрос – ответ, и без увиливаний. – Олешко смотрит на красотку с дружелюбной иронией. – Сева сказал тебе о покушении на Максима Николаевича. Да? Быстро, ответ.
– Да, что-то говорил.
– Кому ты сказала?
– Я? – Дашины глаза метнулись испуганно. – Никому…
– Ответ неверный. Спрашиваю еще раз: кому ты сказала? И советую хорошенько подумать, прежде чем врать. Так кому?
– Маше Осокиной… мы вместе квартиру снимаем.
– Все, иди, работай. И молча, Даша.
– Да… конечно.
Девушка пятится к двери, испуганно глядя на Олешко. Но он уже снова набирает номер: