Но после всего, что было, никого такое объяснение не устраивает.
– Вы уж простите, но я без звонка.
Она снимает сапожки и толкает в бок стоящего рядом с ней мужчину:
– Валера, не стой, снимай обувь.
Поправив рыжеватые волосы, она входит в гостиную, и Ника радостно кричит:
– Марина!
Матвеев помогает сестре снять пальто, жмет руку мужчине, приехавшему с ней, – по всему видать, мужу, а Марина оглядывает собравшихся:
– Велика стала семейка-то.
– И не говорите. – Лидия Матвеевна с нежностью смотрит на сына. – Самый лучший Новый год за всю жизнь. Правда, Коля?
– Один из лучших, скажем так. А это, стало быть, еще сестра пожаловала.
– Да. Не утерпела. Вот так, без предупреждения, принимайте, что ж… Ой, красота-то какая… Валера, иди сюда сейчас же!
– Погоди, Мариша, подарки же у меня.
И снова суматоха встречи, знакомства, и за столом совсем нет места, но что с того.
– Это тебе не банановая шипучка на островах. – Панфилов осторожно хохочет. – Яблоку негде упасть.
Буч деловито вскарабкался ему на живот, лег и уснул. Панфилов осторожно дотронулся до его уха – ухо досадливо дернулось. Не мешай, мол, спать. Кошки на столе сверкают на вазах, оплетенных лианами, на стеблях играют котята, и Буч на животе, теплый и тяжеленький. И елка, наряженная, как когда-то в детстве, – каскадом разных игрушек, дождиком, бусами. Это не офисное дизайнерское извращение, от которого на душе холодно, это та самая елка, из детства.
А это значит, что завтра снова будет день. И может быть, гораздо лучше сегодняшнего.