4
– Вечно ты попадаешь в истории.
Лариса строгая и отстраненная – это если ее не знать, но Ника-то знает, какая она добрая, как душой болеет за каждого своего пациента и какой она отличный врач, хотя это как раз знают все, потому телефон у нее звонит даже ночью. Лариса никому никогда не отказывает в помощи, не глядя на то, может человек заплатить или нет, для нее все больные одинаковы. И потому Ника привезла свой улов прямо к ней в больницу, где в приемном отделении их уже ждали.
– Ну, что я скажу. Легче всех отделался тот, кто сидел сзади, – я так понимаю, владелец машины. У него переохлаждение, но ничего серьезнее бронхита ему не светит, то, что ты его не сунула в натопленную машину как есть, а растерла снегом, ему очень помогло. Парнишка с ногой сейчас на операции, перелом лодыжки – дело непростое, но поставим спицы, полежит, попрыгает на костылях, и будет как новый месяца через четыре. Больше всех досталось водителю: при падении он ударился головой, перелом височной кости, его оперируют, прогноз пока неутешительный, но будем надеяться – Семеныч сам оперирует, никому не доверил. Ты-то как?
– Да ничего, даже не простыла, по-моему.
– Цыплят по осени считают. Забирай своего утопленника и езжай домой, вот этот порошок выпьешь сейчас, при мне, на ночь вы оба примете еще по одному, а завтра я позвоню.
– Ой, горько-то как!
– «Горько» на твоей свадьбе покричим, вот, запей водой. Все, езжай, некогда мне.
Ника, морщась, усаживается за руль, ее пассажир грузится на заднее сиденье. Он странно выглядит в спортивном костюме Марека, но Ника утешает себя мыслью, что еще более странно он выглядел бы вообще без одежды.
– Куда мы едем?
– Домой, конечно же. – Ника фыркнула. – Ко мне домой.
– Но…
– А куда бы вам хотелось – на венский бал? Вы не по форме одеты, гражданин, у вас бабочки нет. Сейчас приедем, пообедаем, чем бог послал, и тогда уж будем решать, что делать дальше.
Матвеев замолчал. Только уже сидя в «Хонде» с мягким спортивным костюмом на коленях, он узнал эту женщину – скорее не ее даже, а котенка, который внимательно смотрел на него, сидя на спинке пассажирского сиденья. Под его взглядом Матвеев натянул на себя штаны, оказавшиеся ему короткими, и олимпийку, которая не сходилась на нем, но это было все лучше, чем ничего. Он укутался в плед, и его начала бить крупная дрожь, которую он не мог никак унять, и когда звонкий голос крикнул: «Открой гребаную дверцу, мать твою, и подвинься!» – и он, едва владея затекшими пальцами, нащупал ручку и открыл дверь, чтобы принять в салон Виктора, он уже знал, кто его спасительница – давешняя блондинка с котенком на плече, пиратка в джинсах. А она побежала обратно, Матвеев понимал, что должен помочь ей, но тело его не слушалось, дрожь пробирала до самого нутра, такого с ним никогда еще не было. А когда на его колени упала тяжелая серебряная фляга и он дрожащими пальцами отвинтил крышку и глотнул обжигающий горлодер, дрожь наконец отступила и зрение прояснилось. И он смог обернуть голову Виктора полотенцем, которое подала ему блондинка, и с удивлением наблюдал, как она маскирует место происшествия при помощи веника и лопаты. Ее голубой свитер ярким пятном выделялся на белом снегу, волосы растрепались, лицо раскраснелось, глаза сердито блестели, и вся она сейчас походила на рассерженную воительницу из скандинавских саг, только вместо меча – лопата.
И вот она везет его к себе домой. Спорить Матвеев не стал, голова его соображала сейчас очень медленно, а хуже всего было то, что пропал его телефон, а надо бы позвонить Панфилову и Димке.
– Все, приехали, выгружаемся. Завернись в плед. Хорошо, что темно, соседи не увидят…
Они поднимаются на пятый этаж старого кирпичного дома, Ника рукой придерживает котенка, в другой у нее – сумка с лотком, кормушкой и прочим, что положено иметь коту. Матвеев с трудом поспевает за ней, понимая, что больше всего на свете ему сейчас хочется нырнуть в горячую ванну и согреться.
– Высоко забралась.
– Зато над головой никто не танцует. Пришла себе домой и отдыхаю, а не на соседей злюсь. Все, прибыли, подержи пакет, я ключи найду.
Щелкнул замок, пахнуло теплом и вкусными запахами. Матвеев вдруг ощутил такой голод, какого не знал со времен студенчества.
– Мам?!
Темные глаза высокого подростка встревоженны и растерянны.
– Ни о чем меня не спрашивай, ОК? Вот котэ, зовут Буч. Займись им.
Ника чуть не заплакала, ощутив тепло своей квартиры. На плите кастрюля с фирменным Леркиным супом – значит, приходила. На столе в вазочке – ватрушки, тоже еще горячие, Лерка знает, как Марек любит такие ватрушки.
– Мам…
– Все вопросы потом.
– Одеть бы его во что-то надо.
Да, одеть… Ладно, надо Лерке позвонить, она что-нибудь придумает, безусловно.
– В ванную ступай. – Ника подтолкнула Матвеева к двери. – Вот соль, вот мочалка, гель для душа… в общем, разберешься. Давай, ныряй в ванну и полежи, согрейся, потом поедим.
Матвеев закрыл за собой дверь и огляделся. Голубой, сияющий чистотой кафель, голубая ванна и такая же раковина, старенькая стиральная машинка. Отметив про себя, что построено все по безумному проекту, Матвеев закрыл слив пробкой, всыпал соль и пустил воду.
– Ты там в горячее не сильно погружайся, а то глюкнешь еще.
Звонкий голос из-за двери вернул его в реальность, но мысли разбежались, как тараканы. Матвеев понимал, что с ним что-то не то происходит, никогда ничего подобного с ним не случалось, но собрать в кучу мысли он не мог совершенно. Надо позвонить Димке, и Панфилову тоже, и жене Виктора… еще узнать, как там они оба после операций… и встреча сегодняшняя… глюкнула.
Матвеева разобрал смех. Пиратка заразила его этим словом, смысл которого он понимает, но синоним подобрать не может, что-то между «умереть» и «прийти в негодность», и в чем тут разница, объяснить сложно, но она есть… вот только Димке надо позвонить.
– Эй, ты там затонул? Вылезай, мне тоже нужно туда!
Неугомонная какая! Но Матвеев понял, что она права: нельзя ему долго в горячей воде, сама хозяйка и спасительница замерзла не меньше, чем он, а устала уж всяко больше. Троих мужиков с того света выволочь – это не что попало… Вот только – ну, вылезет он, а дальше что? Снова куцый костюмчик надевать?
– Оберни вокруг себя полотенце, я тебе подам одежду.
Одежду? Откуда ей взяться? Но Матвеев покорно завернулся в широкое банное полотенце, выданное ему хозяйкой, дверь открылась, и тонкая рука подала ему пакет. Матвеев уставился на тонкое запястье, не в силах оторвать взгляд. Где, у кого он уже видел такие руки? Тонкое запястье, длинные пальцы с красивыми овальными ногтями… Наваждение какое-то.
– Одевайся и выходи, а то я сейчас просто лопну и разлечусь на мелкие кусочки, если не влезу в ванну.