Его первый теракт, конечно, вызвал значительный ажиотаж в прессе, хотя все писали в основном только об «инциденте» в центре города. Репортеры наперебой твердили о коротких замыканиях, искрах и временных отключениях электроэнергии. Много было всяких домыслов и о террористах, но никто никакой реальной связи с ними не нашел.
Пока.
Через какое-то время кто-то обязательно выйдет на гипотезу о сотруднике компании «Алгонкин», расхаживающем по городу и повсюду расставляющем ловушки, в которых люди гибнут страшной мучительной смертью. Но, кажется, этого пока не произошло.
Он ушел со стройки, и теперь направлялся под землю. Никто ему не мешал. Форма и знак компании служили волшебным пропуском. Он проскользнул в еще один грязный и душный туннель и, натянув на себя защитную амуницию, начал устанавливать провода.
Ток и смерть…
Насколько элегантнее расправляться со своей жертвой подобным способом, чем, к примеру, убивать ее из винтовки с расстояния пятисот ярдов.
Его способ такой чистый, такой простой, такой естественный.
Вы можете остановить ток, можете направить в любую нужную вам сторону. Но вы не можете его обмануть. Как только ток возникает, он инстинктивно любыми доступными ему способами стремится вернуться в землю, и если ему при этом случится по пути убить человека, совершит убийство в одно мгновение, легко и просто.
У тока нет совести, он не чувствует вины.
И именно способностью не чувствовать вины, не испытывать муки совести он больше всего восхищался в своем оружии. В отличие от человеческих существ электрический ток всегда верен своей природе.
23
В это вечернее время город оживал.
Девять часов вечера было чем-то вроде зеленого флажка на автомобильных гонках.
Мертвое время в Нью-Йорке отнюдь не вечер. Оно наступает в период духовного онемения города, парадоксальным образом тогда, когда город кажется наиболее оживленным — в первые утренние часы и в полдень. И только теперь, вечером, люди сбрасывают с себя онемение рабочего дня и в прямом смысле слова оживают.
Принятие принципиально важных решений: в какой бар, с какими друзьями, в какой рубашке? В бюстгальтере или без бюстгальтера? Презервативы?.. И затем — на улицу…
Фред Дельрей шел размашистым шагом по прохладным весенним улицам, ощущая, как все вокруг наполняется энергией, которая как будто течет у него под ногами по невидимым электрическим проводам. Он редко ездил на машине, у него даже не было собственного автомобиля, но нынешнее ощущение было сродни чувству водителя, жмущего на акселератор и на предельный скорости несущегося навстречу собственной судьбе.
Два квартала от метро, три, четыре…
Но что-то еще жгло ему руку. Сто тысяч долларов в кармане.
Проходя по тротуару, Фред Дельрей думал: неужели я все испортил? Да, в нравственном смысле слова я поступаю абсолютно правильно. Я рискую своей карьерой, рискую даже свободой, если эта тонкая нить в конце концов выведет на преступника, кем бы он ни был — «Справедливостью для…» или кем-то еще. Фред мог рискнуть чем угодно, лишь бы спасти человеческие жизни. Конечно, сто тысяч долларов — ничтожная сумма для тех, у кого он ее взял. И, возможно, благодаря бюрократической близорукости они там никогда и не заметят ее исчезновения. Но даже если все пройдет незамеченным, даже если ему с помощью Уильяма Брента удастся предотвратить следующие теракты, разве Дельрея не будет мучить совесть за совершенное им должностное преступление, а чувство вины не станет разрастаться со временем, словно злокачественная опухоль в душе?
И не впадет ли он из-за этого чувства вины в такое душевное состояние, при котором вся его жизнь навеки изменится, станет серой и бессмысленной?
Изменится…
Он уже был близок к тому, чтобы возвратиться обратно в здание ФБР и вернуть деньги.
Но нет. Он поступал правильно. И спокойно примет все последствия своего поступка, какими бы они ни были.
Однако, Уильям, черт тебя возьми, попробуй только не оправдать возлагаемых на тебя надежд!
Наконец Дельрей перешел улицу в Гринвич-Виллидж, подошел прямо к Уильяму Бренту, который при виде федерала удивленно заморгал — так, словно полагал, что тот все-таки не придет. Они стояли рядом. Это не было агентурной операцией. Просто два парня встретились на улице, чтобы решить деловой вопрос.
За спиной у них какой-то грязный подросток с окровавленной губой от недавно сделанного пирсинга безжалостно дергал струны гитары и истошно выл то, что в его понимании было песней. Дельрей жестом предложил Бренту пройти по тротуару.
— Ты что-нибудь нашел? — спросил агент.
— Да, нашел.
— И что? — Фред старался изо всех сил, чтобы собеседник не услышал отчаяния в его голосе.
— Пока не хочу говорить. Это только нить, ведущая к нити. Но могу гарантировать, что завтра ты получишь кое-что более определенное.
Гарантировать? Редко такое слово можно услышать из уст шпика.
Однако Уильям Брент был настоящим «Армани» в среде тайных агентов.
Кроме того, у Дельрея не было выбора.
— Ну а как с нашими бумагами, все в порядке? — как бы между прочим спросил Брент.
— Да, конечно. Вот возьми. — И Фред протянул Бренту сложенный номер «Нью-Йорк пост».
Они делали это сотни раз и раньше. Информатор бросил газету себе в «дипломат», даже не нащупав конверт, а тем более не открыв его и не пересчитав деньги.
Дельрей смотрел, как исчезают деньги, так, как люди смотрят на опускаемый в землю гроб.
Уильям не стал спрашивать, где Фред сумел раздобыть такую сумму. Да и зачем? Для него подобные вещи не имели значения.
Теперь Брент был занят тем, что с задумчивым видом обобщал известную ему информацию.
— Значит, белый мужчина, сотрудник компании или с какими-то хорошими связями в ней… «Справедливость для…»… Рахман… Возможно, терроризм… Но, может быть, и что-то еще… Разбирается в электричестве… Все четко планирует…
— На данный момент мы располагаем только этими сведениями.
— Не думаю, что мне нужны будут какие-то еще, — заметил Брент, но в голосе его не было и тени самонадеянности.
Дельрей постарался убедить себя, что в подобном отношении его бывшего агента есть основания для надежды. Обычно, расплачиваясь со шпиком и расставаясь с обычной в такого рода делах суммой в пятьсот долларов, Фред чувствовал себя обокраденным, однако сегодня у него возникло устойчивое ощущение, что Брент его не обманет.
— Встретимся завтра, — предложил Дельрей. — У «Кармеллы». В Гринвич-Виллидж. Знаешь, где это?
— Знаю. Во сколько?
— В полдень.
Морщинистая физиономия Брента еще больше сморщилась.