Человек с приятным негромким голосом, в строгом костюме и белой рубашке, в галстуке, напоминавшем черно-оранжевый леденец, подошел к криминалисту и наклонил голову в приветствии. Ни малейших намеков на рукопожатие — поразительная тактичность. И он даже не взглянул на парализованные ноги Райма и его коляску. Копески работал на организацию, защищавшую права инвалидов, поэтому состояние Райма было для него совсем не в новинку. Отношение, которое Райма вполне устраивало. Райм исходил из того, что все мы в той или иной мере инвалиды: у кого-то еще не зажили рубцы от психологических травм, кто-то страдает от артрита, а кто-то от болезни Лу Герига.
[5]
Сама жизнь — одна большая инвалидность. И вопрос заключается только в том, как мы решаем проблему своей собственной инвалидности. Райм редко задумывался над этим. Он сам никогда не участвовал в защите прав инвалидов и подобные вещи рассматривал как ненужную помеху основной работе. Просто так сложилось, что он криминалист с ограниченными возможностями передвижения. Он, насколько мог, старался скомпенсировать названный недостаток и продолжал работать.
Райм взглянул на Мела Купера и кивнул в сторону кабинета, который располагался напротив лаборатории через коридор. Том провел туда Копески, а Райм проследовал за ним в своем кресле.
— Садитесь, если угодно, — предложил Райм.
Вторая часть его фразы предназначалась для того, чтобы несколько нейтрализовать смысл первой в надежде, что доктор останется стоять, быстро завершит свою миссию и удалится. В руках Копески держал портфель. Наверное, премия находилась в нем. Доктор может ее вручить, сфотографироваться и уйти. Таким образом, с этим скучным мероприятием будет покончено в несколько минут.
Однако доктор сел.
— Я очень внимательно изучил ваши профессиональные достижения.
— Вот как?
— Вы знаете о Совете помощи инвалидам?
Том что-то рассказывал Райму, но тот из его слов запомнил очень немногое.
— Вы делаете много полезного.
— Да, полезного.
Молчание.
Как бы все это поскорее закончить… Райм пристально смотрел в окно — так словно какой-нибудь новый поворот в расследовании прилетит к нему на крыльях, как несколькими часами ранее сокол. И тогда он сможет заявить сидящему в кресле зануде: «Извините, доктор, мне нужно вернуться к работе; профессиональные обязанности, знаете ли…»
— В течение ряда лет мне приходилось работать со многими инвалидами. Повреждения позвоночника, расщелина позвоночника, боковой амиотрофический склероз и множество других заболеваний. Включая рак.
Странная идея. Райм никогда не воспринимал рак как заболевание, ведущее к длительной инвалидности, хотя, вероятно, некоторые его разновидности действительно приводят к ней. Он бросил взгляд на настенные часы, медленно отсчитывавшие время. И тут вошел Том с подносом, на котором был кофе и — о Господи! — пирожные. Ассистент не обратил ни малейшего внимания на гневный взгляд Райма, которым тот хотел напомнить ему, что сейчас не время для милых вечеринок с угощениями.
— Спасибо, — поблагодарил Копески и взял чашку. Райма разочаровало, что доктор не добавил себе в кофе молока, которое охладило бы напиток настолько, что он смог бы его выпить практически одним глотком и уйти.
— Тебе налить, Линкольн?
— Обойдусь, спасибо, — ответил Райм с ледяной интонацией, которую Том столь же успешно проигнорировал, как и полный злобы взгляд Райма минуту назад. Он оставил поднос на столе и вернулся на кухню.
Доктор поудобнее расположился в уютном кожаном кресле.
— Восхитительный кофе.
Райм ответил легким покачиванием головы.
— Я вижу, вы очень занятой человек, поэтому сразу же перейду к делу.
— Я буду вам весьма признателен.
— Детектив Райм… Линкольн. Вы верующий человек?
Общество помощи инвалидам, вероятно, как-то связано с церковью. Они, наверное, не хотят награждать атеиста.
— Нет, не верующий.
— Вы не верите в жизнь после смерти?
— Мне никто никогда не мог представить объективных доказательств существования таковой.
— Многие, очень многие люди разделяют вашу точку зрения. Значит, для вас смерть что-то сродни, скажем, покою.
— В зависимости от того, как я буду умирать.
Улыбка на добром лице.
— Я не совсем верно представился вашему ассистенту. И вам. Но ради благой цели.
Слова доктора не вызвали у Райма особого беспокойства. Если бы этот человек собирался под чужим именем проникнуть к нему в дом и убить его, то Райм был бы уже мертв. Высоко поднятая бровь Райма означала: «Ну что ж, сознавайтесь — и продолжим».
— Я не работаю в СПИ.
— Вот как?
— Да. Но мне часто приходится заявлять, что я принадлежу к тому или иному обществу, так как, если я откровенно называю свою организацию, меня часто не пускают даже на порог.
— Вы от «Свидетелей Иеговы»?
Странная ухмылка.
— Отнюдь. Я принадлежу к организации, именуемой «Умри с достоинством». Она объединяет сторонников эвтаназии и базируется во Флориде.
Райму доводилось о них слышать раньше.
— Как вы относитесь к эвтаназии? Вы сами о ней никогда не подумывали?
— Подумывал. Несколько лет назад. И решил не убивать себя.
— Но тем не менее в принципе для себя вы такой выход допускаете?
— Я думаю, его допускает любой: инвалид и даже здоровый.
Кивок.
— Совершенно верно.
— Итак, мне стало ясно, что никакой награды за самое эффективное завершение своей жизни я не получу. Чем же еще я могу быть вам полезен?
— Нам нужны сторонники. Люди, похожие на вас, пользующиеся авторитетом в обществе. И в то же время такие, кто не исключает возможности подобного способа перехода для себя.
«Перехода». Ах вот какой эвфемизм они теперь употребляют.
— Вы можете снять видео для YouTube. Дать несколько интервью. А возможно, когда-нибудь сами воспользуетесь нашими услугами…
Копески извлек из своего портфеля брошюру. Книжка в приглушенных тонах, на хорошей бумаге, с цветами на обложке. Не лилии и не маргаритки, отметил для себя Райм, а розы. Заглавие над букетом — «Возможность выбора».
Доктор положил ее на столик рядом с Линкольном.
— Если вы любезно позволите нам воспользоваться вашими услугами как социального спонсора, мы обещаем не только предоставить вам свои услуги совершенно бесплатно, но и гарантируем определенную компенсацию. Мы, как ни странно для столь немногочисленной организации, живем очень неплохо, даже, можно сказать, процветаем.