Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса - читать онлайн книгу. Автор: Брайан Д'Амато cтр.№ 147

Мы протолкались к частоколу. А ну разойдись, ВИПы идут. Однако проникнуть внутрь было непросто. Кровные из дома Ласточкиного Хвоста в самом полном оснащении мирного времени встали в три ряда, загораживая единственный ход в стене. В проеме сквозь пар, который поднимался от сотен парилен, виднелись террасы склона, сплошь застроенные складами с соломенными крышами и заваленные грудами окоренных и заостренных бревен. Меня уже грызла мысль, что мы, должно быть, проделали долгий путь впустую. Но тут я увидел, что выросший как из-под земли квинкункс [631] майяских воинов приветствует 12 Каймана и его спутников как самых долгожданных гостей. Хун Шок показал на одного кровного и сказал, что это знаменитый 14 Раненый, приемный племянник 2ДЧ.

Драгоценностей на нем было больше, чем требовалось для данного случая, а так — ничего особенного в нем я не заметил. Рост чуточку ниже, чем у среднего представителя майяской знати, да и лицо под носовой маской самое обыкновенное. Он являлся главой торговой миссии (назовем это так) Гарпии в Теотиуакане. На самом деле дела тут обстояли несколько сложнее, потому что Гарпии являлись частью международной федерации родов, связанных с Орлами, и 14 Раненый налаживал отношения со многими из них. Но самое главное — ему принадлежал обширный бизнес в долине, благодаря чему он, хотя и не являлся гражданином Теотиуакана (понятие довольно неопределенное), завел друзей в верхах.

14 Раненый стоял в центре между четырьмя приемными кровными — изгнанными со своих мест сельскими жителями Иша или беженцами, которые приходились родней клану ДЧ. Несмотря на майяские лица, в них чувствовалась некая чужеродность — накидки, ниспадающие складками, кожа, отливающая красным собачьим жиром. Они носили танасакобы, или танасаки, — подвески-гребешки, которые пирсингом прикреплялись к носовой перегородке и свисали до губ, будто викторианские усы, похожие на велосипедный руль, благообразные, но в то же время угрожающие. Из-за этих штуковин понять, какое у человека выражение лица, было совершенно невозможно. Прицепляли их не для красоты, а с определенной целью: считалось, что зубы показывать неуместно, ибо дурные, несущие паршу ветра рождаются во рту. Что, если подумать, не так уж далеко от истины. В общем, таким образом боролись с влиянием злых сил. Подвески являлись чем-то вроде амулета против дурного глаза, в данном случае — против дурного зуба. Если твоя танасака падала, то ты должен был прикрывать рот рукой, как хихикающая японская женщина.

С большим трудом мы сконцентрировали совместные усилия, так сказать, привлекли к делу наше групповое сознание и расчистили небольшое пространство в толпе.

Медоточивым голосом старого курильщика 14 Раненый пропел:

Пожалуйста, позвольте нам попотчевать вас нашими лепешками.

Он не спешил открыть свое лицо под маской, а в глазах его появилось насмешливое выражение.

12 Кайман почтительно сказал:

Спасибо вашим владыкам, что приютили наших кровных.

Хун Шок развернул подарочную рогожку, и наш предводитель выложил сверток с лучшими высокогорными сигарами.

Мы исполнили маленький приветственный танец. 14 Раненый прикоснулся к своему плечу, уважительно здороваясь со мной, но не как с равным, а немного снисходительно, типа: «Привет, маленький брат». Он прежде уже принимал 12 Каймана и двух других кровных, но в Ише не был лет двадцать, и, к счастью, ни сам он, ни его домашние никогда не видели Чакала. Я поклонился ему как старшему. Сейчас не самый подходящий момент выяснять, чей иерархический статус выше. Тем временем к нам подтянулись носильщики и окружили нас, словно змеиными кольцами, — так веревка укладывается в ведро. 14 Раненый сообщил, что горит желанием разделить с нами чили и нам нужно поторопиться, поскольку Ласточкины Хвосты решили перекрыть дороги пораньше. Ну да, подумал я, чем еще мы занимались в последнее время? Прохлаждались, посасывая леденцы? Кретин.

Мы, будто отрабатывая приемы строевой подготовки, образовали типичную фигуру «встреча относительно важных персон» — полукруг из кровных с 12 Кайманом в центре. Три ряда слуг в порядке уменьшения их значимости присели на корточки за нами. Я стоял сбоку вторым после самого младшего, поскольку мне не надо было ни с кем вступать в переговоры.

Здесь всюду действовали тайные пружины. Без знакомств ты был никто. 14 Раненый уже договорился с Ласточкиными Хвостами. Они медленно расступились, пропустили наш караван и опять сомкнулись плечо к плечу. Казалось, что амеба обволакивает ротиферу. А ведь в обычные ворота могла бы просочиться какая-нибудь шушера. Теперь мы находились между частоколом и дорогой, уходящей приблизительно на тысячу рук вверх. Тут стояли высокие пирамидки из дров, на веревках висели хлопчатниковые накидки — мы словно оказались на общем заднем дворе захудалого лагеря жилых автоприцепов. Здесь было чуточку попросторнее, и нам удалось найти свободное пространство. Носильщики, тащившие на головах салазки, наконец распаковали и разобрали их. Особой радости при этом они не выказывали. «Я к цепи руку приучил». [632] Несколько странноватых типов из теотиуаканского дома Журавлей (они напомнили мне налоговых инспекторов) просмотрели поклажу. 12 Кайман и старший от Журавлей отделили дар горе — плату за вход. Вокруг нашего багажа ходил счетовод, завязывая узлы типа «австрийский проводник» на длинной косматой веревке. Мы оставили оружие и несколько запрещенных предметов, например зеленую ткань, изделия из змеиной кожи, хипбольные принадлежности. Игры с большими мячами относились к разновидности военных действий или боевому искусству. Единственным разрешенным видом спорта с мячом было то подобие лакросса, которое мы недавно видели. Официально ставки на эту игру не делались. Я увидел, что Хун Шок и другие игроки повязывают ленты с бусинами на хипбольные мозоли на ногах и руках. Здесь профессиональная игра считалась занятием постыдным.

— Можно ли мне пронести дерьмо в моем желудке? — спросил 2 Рука у счетовода на языке нашего дома. — Или оставить его здесь?

Счетовод ответил, что не понимает.

— Дело в том, что я хочу его забрать, когда мы будем уходить.

Нам всем пришлось надеть темно-серые накидки, потом мы присобачили себе танасаки. Даже слуги обмотали рты тряпками — ни дать ни взять настоящие бандиты Старого Запада. В священную долину иначе не пускали. Мой гребешок изготовили специально для меня (носить чужой было нельзя), но он все же плохо мне подходил. Чертова штуковина. Самая неудобная из всех мужских украшений. Я видел четырехдюймовые клиторные колечки — они, вероятно, гораздо удобнее.

Хранитель масок бегал вокруг нас, словно парикмахер перед показом модных стрижек. Потом нашу исправность проверили слуги. Мы вынуждены были подчиняться. Вроде того, как лорд-гофмейстер говорит принцу Уэльскому, чтобы он прошелся в одну сторону, в другую, и тот слушается. Каждый из нас (даже рабы) принес маленькую клятву мира как на ишианском языке, так и на непонятном для большинства из нас теотиуаканском с его засильем агглютинированных [633] слов и странных скрипучих гласных. Клятва обязывала нас ни на кого не поднимать оружия, держать рты закрытыми и присутствовать при кормлении луны и солнца на рассвете. После этого каждому из нас велели бросить в костер какой-нибудь предмет одежды. Выяснилось, что для этого приготовители повязали по ленточке у нас на лодыжках. Вы, ребята, заработали свою прибавку к жалованью, подумал я. Я уже чуть было не начал копаться в своей набедренной повязке. Потом нам пришлось переступить через сплетенные в веревку вьющиеся стебли утренней славы — здесь проходила граница уая, пересечь которую не могло ни одно недоброжелательно настроенное невидимое существо. Наконец кадильщики очистили каждого из нас дымом из гигантской трубы и дали по какой-то маленькой глиняной штуковине.