Чужестранец - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Семенов cтр.№ 86

Ворон тут же снялся с желоба и последовал за колдуном, то обгоняя человека, то возвращаясь и кружась над ним.

Мирко задержался и оглянулся последний раз на этот дом, на могучий дуб и его белую неотрывную спутницу.

«И почему колдун не „у дуба" место назвал, не островом, а „у дубовых ягод"? — подумалось Мирко. — Или он себя как дубовые ягоды понимает: жар-цвета не ищу, сам со светом не тягаюсь, а только собираю да сохраняю от других?»

Но раздумывать было уже некогда. Мирко успел еще погладить белую тихую козу, потрепать по мягкой, нагретой солнцем шкурке вылезшего погреться на порог кота и поспешил вслед за Реклознатцем. Кони, обрадованные дорогой, бодро зацокали за ним, и Пори радостным ворчанием приветствовал замысел хозяина. А Мирко меж тем с грустью оставлял волшебный остров, волшебную поляну и волшебный колодец. Что б там ни говорил старик, а колдовство здесь жило — самое настоящее.

Картина, открывшаяся Мирко, когда он вышел из леска на песчаный берег, была удивительна: колдун стоял у самой кромки воды и говорил что-то на непонятном басовитом и очень каком-то основательном, делово звучащем языке. Вкруг него двойным кольцом расселись без малого десятков пять небольших мохнатых зверей с огромными плоскими хвостами, двумя длиннющими зубищами в верхней челюсти и такими же в нижней, блестящими умными черными глазами, широкой и плоской головой с маленькими ушками. Это, конечно, были бобры, великие речные строители. Но на такой быстрой и довольно широкой реке и в таком числе Мирко видел бобров впервые. Звери сидели на пятипалых когтистых задних лапах, опираясь на свои удивительные хвосты, а передние держали аккуратно перед собой, вытянув мордочки и внимая колдуну. У берега слегка покачивался на спокойной воде большой плот, сработанный из мягкого дерева — тополя. По бокам плота были устроены деревянные дуги наподобие части конской упряжи — две с одной стороны, одна с другой.

— А вот и Мирко Вилкович, — указал бобрам на мякшу колдун. И хотя слова эти были произнесены на вполне человеческом языке, бобры как один повернули головы туда, куда была направлена рука колдуна. — Доставай-ка, Мирко, хомуты. Пускай кони потрудятся, бобрам помогут. А они коням, — добавил колдун.

Тут Мирко понял замысел колдуна. Тому, конечно, не хотелось заново останавливать Смолинку, а может, и сил сейчас не было на такое, а течение слева от острова и в заводи не было столь шибко, как в правом, северном рукаве, и плот с помощью коней и речных строителей легко мог быть доставлен к южному берегу. Пока Мирко трудился, объяснял коням, что к чему, бобры собрались вместе и внимательно следили за всем.

— Как же мне их-то отблагодарить? — спросил мякша, когда все было готово.

— Ничего им не надо, — отвечал колдун. — Бобра не убивай да ручей бобровый мутить не давай впредь — вот и вся твоя благодарность.

— Да как же они узнают? — не понял Мирко. — Я ведь далеко уйду.

— Они узнают. Через воду. Вода-то всюду есть, я думаю, — пояснил Реклознатец. — Что ж, Мирко, прощаться станем? Или до свидания друг другу скажем?

— Не знаю, дядя Реклознатец, — смутился мякша. Смутился тем, что колдун вдруг заговорил с ним как с равным себе. — Не могу обещать ничего. Только пускай будет до свидания.

— Пускай, — согласился колдун. — Помни: путь обратный — не всегда попятный. Непосильную ношу на плечи не бери. Вернуться тебе есть куда, а потому уже жил не зря. Впрочем, тебе не до того теперь. Ступай, ищи свою красу ненаглядную и счастлив будь, коли найдешь.

Мирко взошел на плот и тронул Белого, запряженного первым с правой стороны плота. Конь мотнул головой и пошел в воду, вороной и гнедой тоже двинулись.

Колдун подал знак бобрам, и те, один за другим спустившись в воду, быстро поплыли, догнали плот, и сотня маленьких, но цепких сильных лапок повлекла суденышко к выходу из затона. Узкая сначала полоска воды между островом и плотом быстро ширилась.

Колдун стоял на берегу — высокий, седой, статный, в черной рубахе, а ворон умостился у него на плече и, приняв излюбленную позу — склонив голову на бок, поглядывал вслед Мирко хитрым и умным птичьим глазом. Сзади поднимался единым вековым гранитным камнем остров со своими праотцами-деревьями, сочной зеленой травой и подземными тайниками, говорящим колодцем и черным проемом в скале, под которым в середине меж другими начертан был знак.

Как плоть моя ни мала,

А только зубом неймет.

Любая злая стрела,

Меня не тронув, уйдет.

Охотник вздрогнет, шепнет,

Мол: «Чур меня! Волкодлак!»

Простого он не поймет:

Душа бессмертна, дурак!

По весям и городам

Мы ходим с нею поврозь —

На ней и шрамов, и ран,

И вдоль, и вдаль, и насквозь,

А сколько пуль напролет —

Устанешь шкуру латать! —

А сыть стоять не дает

И не велит даже ждать.

На тонкий выскочит лед

До кромки талой воды —

А та сладка, будто мед,

Хоть солонее беды.

Чудна ее круговерть,

Хмельней, чем песня и кровь.

Она сильна, ровно смерть.

Она зовется любовь.

И вновь ты путник на дороге. И она твоя, и ты не в силах от нее отказаться. И верста за верстой исчезают позади, а все же впереди еще большая часть. И вот уже непонятно, кто кого избрал: ты дорогу или она тебя. И уже неясно, кому обязан ты своими победами и неудачами: самому себе или избранной дороге. Но разве это важно? Через некоторое время это перестает волновать тебя: ты срастаешься с дорогой, и это называется судьбою. То ли ты движешься, то ли стоишь на месте, а время все быстрее проносится мимо тебя, и все отступает назад и не возвращается. А цель, данная тебе, кажется уже смешной, потому что она чересчур велика для одного, и чтобы достичь ее, надо пройти не несколько дорог, а прожить несколько жизней и идти по нескольким дорогам одновременно. А твоя маленькая цель, к которой ведет твоя дорога, что сужается с каждым, шагом, кажется совсем незначительной, и становится не то что бы обидно за зря потраченную жизнь, а за то, что она могла быть иной. Где-то в высоте сияет новое солнце, но оно для тех, кто пойдет после тебя другими дорогами. Но кто знает, может, именно твой путь был верным? Кто знает, может, новое солнце — это рыбья чешуя, блестящая в отраженном зеркалом свете? Никто не может отнять у тебя права верить в своих богов, и никто не отнимет у тебя права быть правым. Пусть встарь все было лучше, в грядущем все будет иначе, но ни тогда, ни потом люди не знали и не узнают того, что было твоим. Ты уносишь с собой свою частичку мира, ты — ее хозяин, она твоя, а спешащим на смену можно снисходительно отдать право на все, непройденное тобой, — тебе-то все это уже ни к чему.

Берег острова быстро отдалялся, и фигура высокого старика с вороном на плече уменьшалась. Вот колдун последний раз махнул Мирко рукой и пошел туда, где темнел вход в подземный коридор. Ворон черной точкой взмыл вверх, сделал круг и скрылся в лесу. Подойдя к порогу, Реклознатец не обернулся, не остановился, а просто вошел туда и канул, как пропал.