Чужестранец - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Семенов cтр.№ 56

— Оставайся, конечно, — уже засыпая, ответил он. — Руку дай. Как уходить будешь, я пойму.

Хилка вложила в его ладонь свою. Ночь взмахнула черным покрывалом, и сон спустился к ним свежим дыханием неба, мягким пушистым прикосновением закрыв усталые веки. Мирко снилась ночь — прозрачный силуэт прекрасной женщины, сквозь который видны были звезды. Она летела на юг, туда, где долина Сааримяки заканчивалась стеной черного леса.

Хилка, как и говорила, ушла еще до рассвета. Мирко открыл глаза, почувствовав движение ее руки. Она приложила к губам палец — молчи! Присела, поправила волосы, достала из игольника что-то и вложила ему в руку. Потом коснулась ладонью его век — спи, мол, — и бесшумно скользнула вниз. Мирко слышал еще, как выбрался из-под сена заспанный пес, как девушка гладила собаку и что-то говорила, а потом сон опять сморил его.

Второй раз он встрепенулся за мгновение до того, как Юкка Виипунен негромко сказал:

— Мирко, спишь ли? Пора.

— Иду, Юкка Антич! — Парень проворно соскочил с сеновала. Рядом что-то упало зазвенев. Мирко понял, что это тот предмет, который дала ему, уходя, Хилка. Он поспешно обернулся: на земле — хвала богам, никуда не закатилась! — лежала серебряная фибула — заколка для женского плаща. Это были все те же три камня на круге, соединенные в середине лучами. Знак напоминал солнечное колесо и громовый знак сразу, но не был ни тем, ни другим.

— Отколь вещь такая? — поинтересовался Юкка, заметив вещицу. — Нынче ведь редко подобное сыщешь.

— У купцов заезжих выменял, — соврал Мирко. — А здесь у Кулана такую видел. Только вот что значит, не пойму.

— Этого тебе и Кулан не скажет, — ухмыльнулся Юкка. — Колдун разве, да и то не наш Калеви. Как пойдешь к югу, так на Смолянке островок есть — весь ивой да березой зарос. На островке том колдун живет, старый очень, он может сказать. Так что, пойдем заклинания творить?

В руках Юкка держал кожаный мешок. По его очертаниям Мирко понял, что в нем находятся гусли, какие бывают у хиитола, — кантеле. Но сказал Юкка эту фразу столь буднично, что парень только и нашелся, что ответить рассеянно:

— Пойдем, а куда?

— Не близко, но и не далече. За озеро, на ручей. Место там есть хорошее.

Они пошли со двора. Пока Мирко умывался у колодца, Анти и Юсси уже смекнули, что главный хозяин с гостем, щедрым на ласку, куда-то собираются, и тут же выразили охоту пойти с ними, вращая хвостами и делая масленые глазки.

— Возьмем их? — засмеялся нехитрым собачьим вывертам Мирко.

— Отчего нет? — ответил Юкка, почесав бороду. — Кулан говорил — уж не припомню зачем, — что взгляд собаки невидимых духов, которые навредить хотят, отгоняет.

— Тогда пошли, — бодро отвечал Мирко.

Сон под открытым небом все же восстанавливал силы куда лучше, чем ночлег в доме. Несмотря на то, что спал опять мало, он чувствовал себя отдохнувшим, а все беды вчерашнего дня больше не казались такими уж великими. В кармане лежала серебряная застежка — подарок Хилки. «А что, — вдруг подумал Мирко. — Вот если не найду я на свете ни Рииты, ни хода к ней, а у Хилки с Антеро не сладится меж тем. Вернусь тогда, пожалуй, к ней». Он прекрасно знал, что не сделает так никогда, но с этой думой почему-то было легче.

Утренний полусвет наполнял долину. Над озером медленно клубился пар. Стояла удивительная тишина, нарушаемая иногда лишь обычными для этого времени звуками: мычанием коровы, стуком калитки, поскрипыванием колодезного ворота. Третьи петухи еще не пропели. На душе у Мирко было хорошо, и верилось, что этот день будет славным и принесет ему удачу в дальнем пути.

Они спустились к озеру и повернули направо. В отличие от песчаного левого берега, правый был травянистый, местами поросший тальником.

— Скажи, Юкка, — решился спросить Мирко, хотя разговаривать до свершения обряда не полагалось, — а к чему это у вас решили тын возводить? От кого оборону держать вздумали в такой глуши? Или мы на севере еще не слышали ничего? Может, враг какой новый явился?

Юкка, по обыкновению, усмехнулся в бороду:

— У кого карман тугой, тому всегда за него страшно, коли ни мечом, ни луком, ни песней заклинательной не владеет. Сколько знаю, войны в Чети, да и севернее, с тех времен, когда здесь ругии и вольки жили, не было. И быть не обещает. Разбойники, те в глуши сидят, нос высунуть боятся. Кулан, как разбогател, так развернулся, что, почитай, верст на тридцать вокруг Сааримяки ни единого лихого человека не сыщешь. А тын возвести, я полагаю, он для вида больше решил. Сам посуди, Мирко: приезжает купчина, видит — село богатое, вокруг крепость, ров. Купец — житель городской, в сердце сразу такое привечает. Приезжает домой — всем рассказывает. А кому купец рассказывает? Своим же, купцам. Смекаешь?

— А то, — кивнул Мирко. — У нас тоже тын есть. Старый. Но нам новый не поможет — село против Сааримяки в семеро меньше будет. А купцы и так приедут: к нам оленные люди выходят пушниной да шкурами торговать. Ты мне еще вот что скажи, Юкка Антич: озеро это — никак в толк не возьму, — оно само такое получилось или его вырыли когда-то нарочно?

— Этого тебе никто не скажет, даже колдун на Смолинке, — отвечал Юкка, обводя взглядом дымящуюся, тихо качающуюся поверхность. — Я тоже про это думал. Похоже на то, что нарочно, только никто того уже не помнит. Здесь, если побродить вокруг да приглядеться, диковин немало отыщется. Антеро до них жаден был, — добавил он. — Дедушка Тойво уж совсем старик был, а все внука окрест водил. Да и то сказать — окрест: они на целую неделю уходили. Вот и на север, думаешь, он за одной бусиной пошел?

— А зачем еще? Я иного не знаю, — ответил Мирко, боясь произнести «он не говорил» или «Хилка не рассказывала».

— Да все за ними же, за чудесами, — пояснил Юкка. — К северу, он думал, таких диковин еще больше быть должно. Однако, если о диковинах говорить, давай лучше на обратном пути.

Парень согласно кивнул, и они продолжили путь в молчании. От сборной избы до густых тростников, окружавших устье ручья, было версты три, не меньше. Восточный край неба уже порозовел, и стало видно, что успели вчера убрать на этой стороне поля. Они вошли в ольшаник, росший вдоль ручья, дальше тропа вилась по его крутому берегу. Вскоре они вышли на небольшую круглую лужайку у самой воды. Противное пение комаров на открытом месте прекратилось, и у Мирко появилась возможность спокойно осмотреться. Первые лучи восходящего над лесом солнца падали как раз сюда: на другом берегу сквозь ольшаник была прорублена узкая дорожка, и встречать восход здесь можно было весь почти зарев-месяц. Ручей делал в сем месте плавную излучину, и лужайка оказывалась не то чтобы на мыске, но выдающейся несколько в воду. Травка здесь была ровной, чистой, как выметенной, будто кто за ней ухаживал. А может, так и было? Ольха вокруг не кривилась, измученная ветром и зимним морозом, но росла ровная и высокая, сажен двенадцать, не меньше, с красивой блестящей, глубокого темно-бурого цвета корой. Но самым примечательным был здесь гранитный камень с гладкой наклонной поверхностью. Никаких рисунков или надписей на камне не было, но выглядел он таким ровным, словно великанский нож невиданной твердости рассек надвое монолит, после чего вторую половину унесли куда-то, а эта вот осталась в земле. Впрочем, недостающая часть оказалась рядом: в воде, утопленный почти полностью, лежал второй осколок с такой же ровной стороной. Возле большого камня-стола лежали еще два, поменьше, обкатанные за несчетные годы текучей водой так, что стали округлыми, блестящими, и даже на ощупь покатыми, как яичко.