Глаз Охотника - читать онлайн книгу. Автор: Деннис Л. Маккирнан cтр.№ 103

Еще через два часа Араван столь же радостно обнимал пришедшего в себя Гвилли. Пульс его тоже стал ровным и наполненным. Баккан съел целый кусок хлеба и выпил воды, а затем снова впал в забытье.

На следующий день у постели больных дежурили Риата и Урус.

В полдень Гвилли проснулся, а пока он ел, очнулась и Фэрил.

Баккан слабо улыбнулся своей дамми, и она улыбнулась в ответ. Гвилли наклонился и поцеловал ее, и даже что-то прошептал на ухо, отчего Фэрил улыбнулась еще раз. Дамна поманила Уруса и еле слышно что-то сказала ему. Медведь расхохотался от всей души, затем произнес, обращаясь к Риате:

— Представляете, Гвилли сказал: «Хорошенькое приключение!»

И снова пещера наполнилась смехом.

Выздоровление варорцев шло не так быстро, как хотелось бы Урусу, Риате и Аравану, но и здесь перемены к лучшему были налицо.

Араван рассказал маленьким друзьям обо всем, что произошло за время их болезни: о бегстве ночью, о том, как дважды рычал Медведь — сначала привлекший внимание преследователей, а затем испугавший их до полусмерти, — о Нимуэ и ночных розах, о гхулке и коне Хель и о болезненном лечении.

А Риата напомнила, что впереди еще три ночи лечения.

Темной безлунной ночыо Гвилли, прежде чем осушить чашу с лекарством, обернулся к Фэрил и прошептал: «Я тебя люблю», а затем выпил кастой одним глотком.

Дамна, прохрипев в ответ: «И я тоже, мой баккаран!» — тоже проглотила целительную жидкость и почти сразу почувствовала себя так, будто ее поджаривали на медленном огне.

Гвилли потянулся к дамне, но рукам их не суждено было соединиться: оба варорца пронзительно закричали от боли и забились в конвульсиях. Риата прижала к себе Фэрил, а Урус — Гвилли, и они долго еще баюкали и гладили несчастных ваэрлингов, а из глаз их неудержимо текли слезы.

Араван мерил пещеру нетерпеливыми шагами, и гнев клокотал в его груди.

Следующей ночью из кроны гигантского дуба спустилась тень и скользнула к неподвижно лежащим ваэрлингам, надолго остановилась около каждого и вернулась к дереву. Араван, заметив ее, поспешил за ней, зажав в руке синий камень.

— Нимуэ…

— На этот раз средство обернулось одной из своих сторон, но в следующий раз может случиться и по-другому.

— Не томи, Нимуэ: смерть или жизнь?

— Твои смертные друзья не из слабых, Араван. Я думаю, они будут жить.

Араван опустился на землю и, закрыв лицо руками, заплакал. От его всхлипов проснулась Риата.

— У меня было такое ощущение, будто все тело охвачено огнем, — сипло проговорил Гвилли. В горле у него пересохло, и язык не слушался. — Но тело не помнит боли, только ум.

— И слава Адону, — подхватила Риата. — Иначе ты умер бы от одного воспоминания.

— Но почему же нам было так больно, Риата? — прошептала Фэрил. — Почему лекарство доставило больше мучений, чем отрава?

— Я не могу сказать наверняка, Фэрил, но думаю, что в ваших жилах и впрямь бушевал огонь, — отвечала дара. — Ночная роза и гвинтим, слившись воедино, выжигали яд из ваших организмов. Мы ведь не сразу смогли приняться за лечение, и отрава глубоко проникла в кровь.

— Ну уж не знаю, глубоко или нет, — проворчал Гвилли, — но боль была такая, будто меня заживо резали тысячи лезвий.

Урус зарычал:

— Проклятый эмир!

— Он заплатит за все, — с тихой яростью произнес Араван.

Фэрил прошептала:

— Но мы и сами немного виноваты в том, что произошло. Если бы вовремя сказать, что мы с Гвилли не беспомощные дети, а варорские воины, эмир не посчитал бы нас обузой взрослым и не подсыпал бы яду в наши бокалы.

Араван подскочил как ужаленный:

— Нет, малышка, я уверен, что ему и так все было известно от Стоука — не знаю как, но известно. Ведь барон предупредил его о нашем приезде и попросил избавить его от нас. А уж потом эмир решил использовать нас, чтобы умертвить Стоука.

— Но почему же он сам этого не сделал? Послал бы армию и убил чудовище. А то мог бы и собственной персоной отправиться на расправу с бароном, — недоумевал Гвилли.

Араван снова сел на землю.

— Но, Гвилли, ты же видел, как эмир боится за свою шкуру: сколько у него телохранителей и как тщательно проверяют каждое блюдо, прежде чем дать ему. К тому же он всего лишь эмир, а Стоук в почете у султана. Ни один здравомыслящий эмир не решится в открытую бунтовать против самого султана. Вот он и решил использовать нас в своих целях. Его руки при любом раскладе остались бы чистыми. Если бы мы убили Стоука и вернулись за своими друзьями, он немедля учинил бы над нами жестокую расправу и сказал бы, что отомстил за смерть барона. Если бы мы пали в неравной битве, он объяснил бы Стоуку, что мы вырвались, но по крайней мере двоих из нас он уничтожил. А теперь, если миссия наша не увенчается успехом, он всегда может оправдаться тем, что мы выскользнули у него из рук.

Араван замолчал, а Фэрил понимающе кивнула:

— Теперь я вижу: эмир хитер и коварен. Неважно, убьем мы Стоука или нет, — он найдет выход из любого положения.

— Это место поистине великолепно, — сказал Гвилли, и Фэрил кивнула в знак согласия.

Варорцы прошли по мягкому мху и остановились возле дуба. Дамна как бы ненароком заглянула под корни гигантского дерева, окинула взглядом раскидистые ветви — но, как ни мечтала она увидеть Нимуэ, их спасительница не показалась им на глаза.

— Надеюсь, она не против того, что мы здесь, — прошептала дамна.

— Почему ты думаешь, что Нимуэ — женщина? — спросил Гвилли, заходя по колено в воду и ежась от се прохлады.

— Ну-у, не знаю, — протянула Фэрил. — Просто мне кажется, что в таком дивном месте может жить именно женщина.

Гвилли нырнул и секунду спустя снова показался на поверхности воды, держа в руке горсть песка.

— Мыла у нас нет, зато есть вот это. Дай-ка я потру тебе спинку, — предложил он Фэрил.

Дамна улыбнулась и подняла волосы, рассыпавшиеся по плечам.

— Я даже знаю, чем это мытье, как всегда, закончится.

— И я тоже знаю, любовь моя! — довольно улыбнулся Гвилли.

Минуту спустя из густого мха у подножия гигантского дуба раздался шепот:

— Надеюсь, Нимуэ не смотрит!

Прошло еще два дня. Силы постепенно возвращались к варорцам. Сегодня у друзей был настоящий праздник: впервые за последние семнадцать дней Урусу и Аравану посчастливилось подстрелить в горах несколько перепелов. Человек развел костер снаружи, с внешней стороны утеса, чтобы лишний раз не тревожить спокойствия пещеры, и зажарил перепелов. И теперь друзья сидели вокруг костра и наслаждались этой «пищей богов».