По ту сторону рассвета. Книга первая. Тени сумерек - читать онлайн книгу. Автор: Берен Белгарион cтр.№ 148

— Вот как… — певец опустил голову. Какое-то время он молчал, а потом коротко и невесело засмеялся. — Так значит, противник мой, похититель твоего сердца мертв… Что же я не радуюсь? Хочу — а не могу…

— Видимо, ты слишком благороден для этого, Даэрон. Я не ошиблась в тебе. Берен еще не мертв, говорю тебе, он жив.

— В плену у Тху? Это все равно что мертв. Чего ты хочешь?

— Идти в Нарогард, просить помощи… Ты же бывал там, ты знаешь дорогу!

— Ты придешь в Нарогард и скажешь, что видела во сне, как их короля захватил Тху? И попросишь военной помощи, и тебе дадут войско, чтобы вести его на Тол-и-Нгаурхот?

— Я не лгу и не ошибаюсь.

— Боюсь, лордов Нарогарда придется долго в этом убеждать.

— Я… Я не знаю, что делать, Даэрон! Если мне откажут в помощи — клянусь, я пойду к Тол-и-Нгаурхот одна! Но мне страшно. Даэрон, мне нужен кто-нибудь…на чью защиту я могла бы положиться… Кто-то, кто стал бы мечом, пока я буду словом. Даэрон, мне больше некого об этом просить! Я знаю, как низко я поступаю с тобой, на что прошу решиться — но… я умру, если он умрет…

— Какая злая насмешка, — менестрель горько улыбнулся. — Что мне Берен? Если бы речь шла о нем одном — я ни вздоха бы не проронил, узнав о его смерти. А потом просто подождать… Я долго ждал — и научился ждать. Рано или поздно ты бы пришла ко мне…

— Даэрон, как ты можешь так говорить? Если Берен покинет этот мир — я уйду вслед за ним.

— Вы и там не будете вместе.

— Но Мандос подарит мне покой. Избавит меня от боли.

— Скажи, ты бы просила его идти в Нарогард или в Тол-и-Нгаурхот ради меня?

Лютиэн опустила глаза.

— Ради тебя, — нашлась наконец она, — выступили бы Маблунг со своими копейщиками, и Белег со своими лучниками, и мой отец не пожалел бы за тебя выкупа золотом. А Берен совсем один.

— Финрод — король Нарогарда. О его спасении должен думать его народ. Берен — князь горцев. Пусть его люди его спасают.

— Но никто не любит их так, как я! И никто не знает, что они в плену! Даэрон, ты идешь со мной или я иду одна?

Менестрель вздохнул.

— Я вижу — ты решилась, и что мне остается делать, кроме как хранить тебя, пока хватит моего дыхания?

— Ты… Ты согласен? — Лютиэн, не отпуская его рук, бросилась в танец, закружив Даэрона. — Ты согласен! Великодушнейший и храбрейший из эльфов — так о тебе станут петь отныне!

— О, нет… — Даэрон остановился и ей пришлось остановиться тоже. — Я не великодушен и не храбр. Просто за тебя я боюсь больше, чем за себя, а за себя я боюсь очень сильно. В отличие от твоего возлюбленного, я не герой. Но я клянусь, что не позволю никому обидеть тебя — пока я жив. У тебя сухой лист в волосах, — он осторожно протянул руку и сбил листок на землю.

— Когда, Даэрон? — спросила она, задыхаясь. — Когда мы выйдем в путь?

— Отдохнем в эту ночь перед дорогой, а завтрашний день затратим на тайные сборы, — сказал певец. — И послезавтра, перед рассветом, я буду ждать тебя здесь.

Лютиэн, смеясь, побежала прочь.

* * *

Очень многое предстояло попросту украсть. Например, лембас — из тех, которые готовили для пограничной стражи. Их пропажу никто не заметил, никто и никогда не пересчитывал лембас — но все равно Лютиэн было стыдно. Точно так же ей было стыдно перед юным пажом Гилрином, у которого она попросила «на время» охотничье платье и высокие сапоги. Оставалось утешать себя тем, что она честно все ему вернет, если останется жива. А уж как было стыдно перед матерью и отцом — Лютиэн старалась просто не думать о том, что случится, когда ее побег обнаружат…

Утром, до рассвета, когда туман затопил низины, она выбралась из Менегрота через одну из верхних зал, имевших выход на склон горы. Спустилась вниз, перебежала через мост и помчалась что есть духу к лесному озеру, где Даэрон обещал ее ждать.

Он и в самом деле ждал ее.

Не один.

Увидев воинов Маблунга, она беспомощно оглянулась. Дорога назад тоже была отрезана: семеро стражей замкнули кольцо.

— Как ты мог? — тихо проговорила Лютиэн, пытаясь найти взгляд Даэрона — а тот все отводил глаза…

— Как ты могла? — раздался властный голос слева.

Из-за дерева выступил отец. Краска бросилась Лютиэн в лицо.

— Я… поклялся, что не позволю, пока жив, обидеть тебя… — Даэрон говорил глухо, как бы через силу. — Прости… если сможешь.

— Ты пойдешь сама или мне приказать вести себя силой? — голос Тингола ломался, как сухой тростник.

— Пойду сама, — глухо ответила Лютиэн.

…Три дня она провела взаперти в своей комнате. Отказалась от пищи, воды и сна, погрузившись в мрачное оцепенение. Свет, темнота — ей было все равно. Она не хотела покончить с собой, не хотела отпустить свою феа к Мандосу — но ей как-то нужно было перенести время тягостного бездействия, и она не придумала ничего лучше… Лютиэн знала, что отец не хочет ее смерти, что это заточение должно спасти ее от опрометчивых шагов… Но неужели он не видит, что худшей участи, чем это бездействие в безвестии быть не может!

Когда на четвертый день он пришел — она уже знала, о чем он ее попросит.

— Поклянись, — сказал он. — Дай слово, что не покинешь Дориат, не побежишь на помощь к своему сумасшедшему смертному.

Лютиэн покачала головой. Из груди Тингола, из самой глубины, вырвался вздох.

— Что ж, будь по-твоему, — сказал король Дориата.

Ее вывели из Менегрота и подвели к Хирилорну — она засмеялась увиденному. Князя Буков назначили служить узилищем королевне эльфов.

Там, где могучий ствол разделялся натрое, построили талан. На нем утвердили крепкий домик. Наверх вела веревочная лестница. Один из стражей, поднявшись вслед за Лютиэн, отцепил лестницу и сбросил вниз, сам же спустился по веревке, перекинутой через блок и предназначенной для подъема пищи.

Внутри домик был украшен ее любимыми вещами из Ивовой Усадьбы. Жаровня, гобелены и шкуры, покрывала, шерсть, иголки и ткань. Можно было заняться шитьем, можно было плести тесьму, можно — рисовать или писать — наверное, это Даэрон позаботился о бумаге, перьях и чернилах. Можно было делать все… Кроме того, что ей действительно хотелось делать.

Лютиэн вынесла постель на талан, легла на шкуры и укрылась одеялом, глядя в небо. Со стороны казалось, что она впала все в то же оцепенение. На самом деле мысль ее работала лихорадочно и споро.

Бежать. Непременно бежать, и чем быстрее, тем лучше.

Принять решение было легче, чем найти способы к его осуществлению. Ее стерегли, не смыкая глаз. Стражи сменялись по четверо, ни одна из сторон великого бука не оставалась без внимания. Теплой одежды у Лютиэн не было: греться приходилось в домике, а на талан выходить, завернувшись в два шерстяных покрывала. Если бы она затянула песню сонных чар, стражи подняли бы тревогу. Каждого, кто приходил к Лютиэн, обыскивали почтительно, но неуклонно. Впрочем, она никого не принимала. Иногда принимала подношения: свитки от Даэрона, от него же — вино и маленькое серебряное зеркальце. Гребни и новое платье — от подруг. Подарков было неожиданно много, так много, что она вынуждена была отказываться от них, потому что иначе ей негде было бы поместиться. Лишь одно подношение она принимала всегда: ленты. Но украшала ими не свои косы, а ветви Хирилорна вокруг талана. Уронивший почти все свои листья, князь деревьев расцвел вскоре сотнями разноцветных лент, потом к ним прибавились бусы и бубенцы, что звенели под ветром… Ей каждый день присылали по десятку-другому новых — так эльфы Дориата могли выразить ей свою любовь.