— Ты понимаешь верно. Уильям. Мы не можем посеять панику и превратить рынок урана, а заодно и жизнь Подземного Мира, в кошмар. Посему мы будем вести переговоры с Подземным Миром только на основе конкретных предложений по избеганию энергетической катастрофы, — Президент снова отключил автоматику коляски и упёрся руками в колёса. На этот раз коляска сдвинулась на целый шаг. Дафф довольно улыбнулся, включил привод и направил коляску в сторону здания Сената. — Приступайте к работе, господин главный инженер. Ваш челнок стартует через шесть часов, — и, подмигнув Ноффу, совсем не по-президентски задорно добавил:
— Пора спасать мир!
— Таким образом, мой дорогой друг, «Пирогов» может существовать до тех пор, пока существует хотя бы один, причём абсолютно любой, сегмент сети бункера, — Трубецкой положил стило рядом с графической панелью и принялся открывать вторую бутылочку Эвиан.
Арториус внимательно разглядывал сложнейшую структуру, нарисованную профессором. Каким всё-таки непостижимо гениальным был мозг великого Серебрякова.
— Но позвольте, Денис Денисович, в таком случае его способности станут весьма ограниченными, ведь ёмкость и мощность отдельного сегмента сети довольно невелики, — Арториус кивнул в знак благодарности, принимая от Трубецкого наполненный Эвиан стаканчик.
За время лечения лунного инженера у третьего помощника завязались хорошие отношения практически со всем составом аналитической группы, и с тех пор Арториус старался бывать в знаменитом подуровне как можно чаще. Он избрал беспроигрышную тактику общения с учёными — беседы об их исследованиях. Увлечённые люди часами посвящали его в мир науки.
Чиновник особенно любил бывать в лаборатории Трубецкого, и не только из-за того, что профессор являлся лучшим мозгом аналитиков, но также благодаря восхитительному, уходящему своими корнями глубоко в эпоху Древних обычаю Вип угощать гостей своими нормами. А нормам аналитической лаборатории позавидовал бы каждый. Вот и сейчас Арториус беседовал с профессором, наслаждаясь лучшим сортом воды в мире, завезённой из Суисс за огромную цену, и знаменитым шоколадом Ромба, стоившим лишь немногим меньше.
— Отнюдь нет, дружище Арториус, тут-то и проявляется во всём своём величии блеск и загадка научного гения Серебрякова. Программный код «Пирогова» не имеет ничего общего ни с одним известным в мире языком программирования. До сих пор нам удалось расшифровать лишь девять процентов древнего алгоритма. Одной из множества ещё не раскрытых его загадок, помимо ядра программы, является механизм компрессии данных. «Пирогову» для существования требуется только функционирующий носитель. Программа абсолютно автономна; мы уверены, что её загадочный код включает в себя виртуальный процессор и все остальные элементы, необходимые для существования. По своему принципу это самообучающаяся и самосовершенствующаяся программа-симбионт. Она совершенно феноменальным образом получает доступ ко всем сегментам сети, в том числе и к вновь подключенным участкам, и использует для своей работы любые их ресурсы, распределяя нагрузку настолько виртуозно, что общая производительность сети не несёт сколь-нибудь существенных потерь. Поэтому, даже оставив в рабочем состоянии самый малый сегмент сети, мы будем иметь полнофункционального «Пирогова». Снизится только объём баз данных, оставшихся на отключенных сегментах. Минуту, дружище, — подошедший к профессору сотрудник протянул Трубецкому цифровой носитель. Денис Денисович вставил его в приёмное гнездо на панели коммуникатора, и через секунду оба учёных склонились над дисплеем, обсуждая одну из многочисленных научных проблем.
Арториус протянул руку к стоящей рядом вазочке с шоколадом. Бесподобная вещь! Сколько же всего чудес доступно Ромбу? Чиновник с наслаждением разжевал тёмно-коричневый квадратик. Нет, пожалуй, после приобретения власти на одном переезде в Вип он не остановится. Жить надо в Ромбе, а возможно, даже на Орбите. Говорят, там нет тяготения и люди буквально летают по помещениям.
— Арториус, друг мой, мне необходимо заняться весьма важным научным вопросом. — Трубецкой на мгновение оторвался от обсуждения. — С вашего позволения я передам вас с рук на руки Татьяне Петровне. Её диссертация была именно по этой теме, и она с не меньшей компетентностью ответит на ваши вопросы, — профессор улыбнулся чиновнику и повернулся к Лемешевой, вводившей поправки в какую-то сложную математическую модель, выведенную на стенной экран: — Танечка, будьте любезны, расскажите нашему другу о тайнах компрессии Серебрякова.
Стоящая у экрана стройная женщина обернулась и, сверкнув белозубой улыбкой, ответила:
— Разумеется, Денис Денисович. Господин Арториус, присаживайтесь поближе, я буду рада вам помочь.
Третий помощник послушно пересел на указанное кресло. В присутствии Лемешевой он всегда тушевался и чувствовал себя далеко не так уверенно, как при общении с жительницами Улья. Вечно уставшие от механической монотонной работы, бледные и невесёлые, постоянно спешащие после смены в свои жутко перенаселённые кубрики, чтобы успеть сделать все необходимые работы по домашнему хозяйству, они были заняты своими примитивными мыслями и мало чем отличались от своих мужчин. В Улье даже не было деления комбинезонов на мужские и женские модели. А в редких беседах с представительницами слабого пола Улья интеллектуальное превосходство Арториуса было настолько велико, что буквально подавляло собеседниц. Из-за этого они всегда чувствовали себя глупо, а чиновник быстро терял к ним интерес. Совсем другое дело — обитательницы Вип. Но даже среди них доктор Лемешева выделялась очень ярко. Шелковистое каре густых каштановых волос, бархатная кожа бронзового оттенка, изящные изгибы губ и смелый росчерк бровей, пронзительный взгляд серых глаз и белоснежный комбинезон аналитической группы, словно напылённый на миниатюрную точёную фигурку — у чиновника всегда захватывало дух, стоило ему только бросить взгляд на эту женщину. Вот и сейчас Арториус не сразу нашёлся, что сказать.
— Что интересует господина третьего помощника на этот раз? — Лемешева снова продемонстрировала ослепительную улыбку. — Хочу сразу предупредить, что все тайны программы Серебрякова знает только сам великий Серебряков. Так что прошу не ожидать от меня невозможного, — продолжала улыбаться доктор.
Интересно, сколько ей лет? Двадцать семь? Тридцать семь? Или, может, сорок семь? Арториус с трудом оторвал взгляд от её бедер и заставил себя собраться с мыслями. С третьей попытки ему это удалось.
— Денис Денисович упомянул про совершенно феноменальную ёмкость «Пирогова» и способность этой удивительной программы хранить информации во много раз больше, чем тот объём, что она сама занимает на носителе. Как же такое возможно?
Лемешева улыбнулась ещё шире:
— Вы не совсем верно восприняли формулировку профессора, господин Арториус. Кстати, вы так и не сказали мне в прошлый раз, как вас по имени-отчеству? У нас в отделе не принят столь сухой и безличностный официальный тон, мне было бы удобнее обращаться к вам более естественно.
— Возможно, вы не знаете, Татьяна Петровна, но у обитателей Улья нет как таковых фамилии, имени и отчества, — глядя на то, как расширились от удивления глаза Лемешевой, Арториус про себя недобро усмехнулся. А что вообще вы в своём Випе знаете про Улей? Живёте себе припеваючи и купаетесь в роскоши. — Дело в том, что в уровне Улей, по площади сопоставимому с уровнем Вип, проживает более сорока семи тысяч человек. Проблема перенаселённости Улья возникла ещё двести лет назад, уже тогда было неинформативно использовать для идентификации систему фамилий, имён и отчеств по причине весьма многочисленных совпадений. Поэтому мы отказались, в конце концов, от неё и вот уже двести лет детей в Улье называют одним, но зато совершенно уникальным именем. Мы даже ведём базу данных занятых и незанятых имен. Возможно, для уроженцев Випа наши имена звучат несколько непривычно, зато у нас вы никогда не найдёте двух людей с совершенно одинаковыми именами. Так что Арториус для меня — это и имя, и фамилия, и отчество вместе взятые. Но вы можете называть меня Арти. Так зовут меня близкие люди, — Чиновник слегка выделил последнюю фразу.