Меч и щит - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Фёдоров, Григорий Березин cтр.№ 48

Я быстро взглянул на своего сотоварища. Точно! Как это я раньше не заметил — меч-то у него такой же, как у меня: слегка изогнутый, с длинной черной рукоятью и круглой золотой гардой, только покороче моего, длиною в полтора локтя. Немудрено, что этого малого — или, правильнее сказать, великана — приняли за меня, тем более что он тоже рыжий. Вот только откуда эти вратники еще три месяца назад узнали, что у меня будет такой меч? Ведь я владею им всего пять дней! Может быть, увидели его, накурившись чюня?

Вряд ли, иначе все чюни зарабатывали бы себе на зелье пророчествами. Но об этом поразмыслим как-нибудь на досуге, а сейчас надо дослушать вратника, благо он тараторит без умолку, время от времени вскрикивая от боли, так как мы дергали за веревки, не давая ему оправиться от «изумления».

— … И когда он дерзнул оскорбить Великое Безымянное, назвав Его Эпиполом, мы согрешили, ослушавшись приказа и решив умертвить Сына Погибели не сразу, а после заслуженных им пыток. И были тотчас наказаны за нерадение, — когда мы попытались схватить дерзкого святотатца, на нас напал сзади второй Сын Погибели, и был он опасней первого, и разил всякого смевшего к нему приблизиться. Мы пытались защититься от него, выставив перед собой копья, но он перерубил их одним ударом своего магического меча и набросился на нас, словно лейшманьяк, разя направо-налево. Я едва увернулся от клинка, а потом… больше я ничего не помню. Где я? «Раньше надо было об этом спрашивать, олух!» — подумал я, но все же ответил: — На пути к Великому Безымянному. — Кивнув рыжему великану, я сжал бока Уголька, и тот рысью направился к ближайшему дереву с толстым стволом. Рыжий приподнял бровь, видимо считая, что нам проще разъехаться в разные стороны, но спорить не стал и поскакал параллельно мне к дереву, мимо торчавшего из земли валуна под высотой. Вратник успел разок истошно взвизгнуть, а затем ударился сперва задницей, а затем и головой о валун, и стал ко всему безразличен, и даже не пикнул, когда мы проскакали мимо вяза и отправили его к Великому Безымянному в полном соответствии с вратницкими догматами, то есть в муках. Никто не скажет, будто я не уважаю чужую веру.

После того как раздался тошнотворный хруст, мы с рослым незнакомцем развернули скакунов и неторопливо поехали обратно к святилищу, на ходу перерубив веревки, которые тянули следом за нами половины вратника.

Локтях в двадцати от святилища мы остановились и повернули коней морда к морде, почувствовав необходимость представиться наконец друг другу. Но прежде чем заговорить, я окинул незнакомца внимательным взглядом, пытаясь определить, кто он и откуда. Однако осмотр мало что мне сказал. Передо мной сидел на чалом коне рослый широкоплечий молодчик примерно моего возраста, с узкими бедрами, тонкой талией и бычьей шеей. Сквозь прорехи в синей рубахе поблескивала кольчуга, но чьей она работы, я, не видя ее целиком, точно определить не мог. То ли жунтийской, то ли северной. Кроме рубахи, он носил коричневые замшевые штаны и такие же замшевые сапожки. Я посмотрел на его стремена. Так и есть, закругленные, с иными в обуви без твердой подошвы ездить было бы неудобно. Значит, он точно не ромей и не левкиец. Впрочем, его мужественное лицо с правильными чертами и не походило на лицо ромея или левкийца. Да и на представителей других известных мне народов он не смахивал. Однако и не настолько отличался от них, чтобы принять его за пришельца из далеких краев, вроде Улоша. Говорил он на койнэ, но этот торговый язык знали по всему Межморью, даже в обеих Империях, где не уважали никого, кроме самих себя, так что это, извиняюсь за тавтологию, ни о чем не говорило.

Тут я заметил, что незнакомец рассматривает меня с таким же вниманием. Я хотел было заговорить, но он опередил меня и, улыбнувшись каким-то своим мыслям, первым нарушил молчание. Но заговорил он, к моему удивлению, отнюдь не на койнэ, а на языке хотя и знакомом, но неизвестном мне, да еще в стихах!

Yet his place-jack was braced, and his helmet was laced

And his vaunt-brace of proof he wore

And his saddle-gerthe was a good steel sprerthe

Full ten pound weight and more.

Услышав такое, я невольно выхватил из ножен меч и взглянул на руны. Да, никаких сомнений, незнакомец заговорил на том же языке, на котором писал мой родитель. Солнечный блик отразился от клинка, и я понял, как надо ответить, чтобы не ударить лицом в грязь. И я заговорил пришедшими неведомо откуда словами в том же духе и тоже в стихах.

— Yet was his helmet hack'd and hew'd,

His acton pierced and tore

His axe and his dagger with blood imbrued,

But it was not English gore. [16]

Я был весьма доволен — лихо утер нос этому дылде. Горя мало, что никакого шлема — ни изрубленного, ни целого на незнакомце не было. Да и кожаную куртку — acton — он вряд ли носил под кольчугой, иначе совсем бы упарился, скорее таковой можно было считать мою лорку, которую я, впрочем, не удосужился надеть. И если его короткий меч еще можно было с некоторой натяжкой назвать кинжалом, то уж топором-то он, в отличие от меня, не запасся. Но ведь и я, вопреки его словам, не носил, как уже сказано, лат и шлема, и топор у меня за седлом был вовсе не стальным, а бронзовым. Правда, я не мог сказать, что его вес указан неточно, так как понятия не имел, сколько весит этот самый pound. Возможно, столько же, сколько ромейский pondo.

Почему-то ничуть не удивляясь тому, что, как и в случае с рунами, мне вполне понятен совершенно незнакомый язык, я улыбнулся незнакомцу и собрался наконец представиться, но тот снова опередил меня.

— Мой меч — никакой не кинжал, — прорычал он, — и кровь на нем та, какая надо, — кровь врагов, и, если тебе это не нравится, сейчас он окрасится твоей кровью, а заодно и убедит тебя, что он ничем не хуже твоего!

Я снова схватился за уже возвращенный в ножны меч, собираясь дать отпор грубияну. Меня никогда не обвиняли в чрезмерной задиристости, но хамства я терпеть не могу. С детства. Вот и сейчас я рванул меч из ножен — проучить наглеца.

Ничего не случилось. Меч остался в ножнах. Кляня про себя так некстати заупрямившийся клинок, я потянулся было к рукояти Скаллаклюва, но остановился, так как моему антагонисту меч отказался повиноваться, как и мой — мне. Понаблюдав несколько минут за стараниями рыжего, я участливо осведомился:

— Он у тебя и раньше так капризничал?

— Никогда, — мрачно буркнул рыжий рубака, — да с тех пор, как он у меня, я и обнажал-то его всего раз пять.

— Я своим тоже владею всего пять дней, но до сих пор не имел повода для нареканий, — заметил я. — Похоже, что у нас одновременно возникли одинаковые проблемы с оружием.