— Да, ты меня хорошо знаешь. Я один не хожу — при мне всегда мои Сестрички, — Жеан полез за спину под свободный кожаный камзол, который он носил поверх простой хлопковой рубахи, и вытащил два парных топорика, каждый фута по полтора длиной, с обернутыми кожей рукоятями и прямыми черными лезвиями, сужающимися, словно нож хирурга. Идеальный баланс им придавали набалдашники из вороненой стали размером с серебряный солон. Это и были Злобные Сестрички — любимое оружие Жеана.
— Ладно, — зевнул Локки. — Если возникнут еще какие-то светлые мысли, обсудим их утром. Давайте подопрем дверь чем-нибудь тяжелым, закроем окна и завалимся спать.
Но не успели Благородные Подонки встать, чтобы привести в действие этот разумный план, как Жеан вскинул руку, — призывая к молчанию. За дверью раздался шум, громко заскрипели ступени, как будто по лестнице поднимались много людей. Мгновением позже кто-то заколотил в дверь.
— Открывай, Ламора! — раздался громкий мужской голос. — По делу капы!
Спрятав оба топорика за спину, Жеан занял позицию справа от двери. Близнецы одновременно выхватили кинжалы, а Гальдо успел еще, как обычно, оттолкнуть Жука за их спины. Локки стоял в центре комнаты, лихорадочно припоминая, что его собственные стилеты остались в кафтане Фервита.
— Почем нынче буханка хлеба на Плавучем рынке? — заорал он.
— Один медяк ровно, — послышалось в ответ. — Но они сырые.
Локки позволил себе немного расслабиться — люди за дверью знали пароль и отзыв, принятые на этой неделе. К тому же ради того, чтобы пустить кровь, никто не стал бы стучать в дверь — ее бы попросту вышибли. Сделав друзьям знак оставаться на месте, он отодвинул засов и приоткрыл дверь.
На площадке за дверью, на высоте семидесяти футов над землей, стояли четверо мужчин. Небо за их спинами уже посветлело и приобрело цвет мутной воды в канале, на нем тускло поблескивали последние звезды. Гости выглядели бывалыми бойцами — их обманчиво расслабленные позы не вводили в заблуждение никого. На них были кожаные куртки, кожаные воротники и красные банданы под черными кожаными шлемами. Локки узнал ребят из банды Красноруких: капа Барсави каждый раз обращался к ним, когда возникала срочная нужда в грубой силе.
— Прости, брат, — один из парней, по виду вожак Красноруких, ненавязчиво взялся за дверь. — Большое начальство желает видеть Ламору прямо сейчас, в любом состоянии. Отказ не принимается.
Интерлюдия. Жеан Таннен
1
Прошел год с тех пор, как Локки попал к Безглазому Священнику. Мальчик подрос, но не так сильно, как ему хотелось бы. Хотя его точный возраст по-прежнему оставался загадкой, уже было ясно, что рослым юный Ламора не станет в любом случае.
— Ты недоедал в раннем детстве, — объяснил ему Цепп. — За последние месяцы дела, конечно, сильно улучшились, но я подозреваю, что ты всегда будешь, скажем так, излишне хрупким.
— Всегда-всегда?
— Не стоит огорчаться! — священник сложил руки на своем внушительном брюхе и хохотнул. — Худышке порой легче — там, где он вывернется без труда, толстяк окажется в безвыходном положении.
И вновь потянулась каждодневная учеба — арифметика, история, карты, языки. Как только мальчики научились бегло говорить по-вадрански, Цепп занялся их произношением. Теперь каждую неделю Локки и Санца несколько часов проводили со старым вадранским моряком, который зарабатывал себе на жизнь починкой парусов. Орудуя длинными кривыми иглами, он жестоко бранил учеников за кашу во рту, в которую они превращают прекрасный северный язык. Старик сам выбирал темы для беседы с мальчиками, но вне зависимости от темы не забывал поправлять любой недостаточно интенсивный согласный или слишком растянутый гласный. А поскольку Цепп оплачивал его услуги вином, то с каждой минутой занятия моряк становился все агрессивнее, а его нос — все краснее.
Время от времени священник устраивал своим воспитанникам испытания: некоторые — довольно простые, другие — достаточно суровые. Впрочем, вся жизнь мальчиков была непрерывным испытанием, которое порой принимало довольно грубые формы. Но, как бы тяжело ни пришлось послушникам, в конце каждого такого урока отец Цепп поднимался с ними на крышу храма, где подробно объяснял цель и назначение испытанных трудностей. Подобная откровенность помогала переносить его жесткие игры, к тому же это очень сблизило Локки и близнецов. Чем больше давил на них Цепп, тем дружнее становились ребята. Они научились понимать друг друга без слов, и теперь им не приходилось подолгу обсуждать детали предстоящей операции.
Затем пришел Жеан Таннен, и все изменилось.
Стоял месяц Сарис семьдесят седьмого года Ионо. Только что закончилась на редкость сухая и прохладная осень. Яростные шторма, бушевавшие в Стальном море, по воле Богов пощадили Каморр, и установились самые прекрасные деньки, какие мог припомнить Локки. Он сидел с протянутой рукой на ступенях храма и наслаждался чудесной погодой, когда заметил пересекающего площадь Делателя Воров.
За два года страх, который Локки испытывал перед бывшим хозяином, заметно уменьшился. Но и теперь он не мог не чувствовать странный, почти нереальный магнетизм, исходивший от этого тощего морщинистого старика. Было в нем что-то от ядовитой змеи, которая перед нападением завораживает свою жертву трепещущим язычком. Низко поклонившись Цеппу, Делатель Воров хищно пошевелил перебитыми пальцами. При виде Локки в глазах его зажегся жадный огонек.
— Мой милый, бедный малыш! — воскликнул он. — Как мне приятно видеть, что ты преуспеваешь в Доме Переландро!
— Своими успехами он, несомненно, обязан той дисциплине, которую вы ему привили, — на лице Цеппа расцвела улыбка. — Именно благодаря вашим урокам он вырос в честного и решительного юношу.
— Вырос? — Делатель Воров бросил на Локки притворно сосредоточенный взгляд. — Хе-хе… Я бы не рискнул утверждать, что он вырос хоть на дюйм. Ладно, речь не о нем. Я привел того мальчишку, о котором рассказывал, — из Северного Угла. Ну-ка, выходи, Жеан, все равно тебе за мной не спрятаться. Лучше уж прикройся медной монеткой.
За спиной Делателя Воров и в самом деле нерешительно топтался подросток. Когда старик вытолкнул его вперед, Локки разглядел, что мальчику на вид лет десять-одиннадцать — его ровесник или чуть постарше. Однако во всем остальном новенький являлся полной противоположностью Локки — краснолицым толстяком с фигурой, напоминавшей грушу, и копной черных сальных волос. Он смотрел на мир широко распахнутыми глазами, нервно сжимая и разжимая мягкие кулачки.
— К сожалению, я не могу его видеть, — заговорил отец Цепп. — Но, с другой стороны, те качества, кои желает видеть в своих слугах Переландро, тоже не бросаются в глаза с первого взгляда. Знакома ли тебе искренность и праведность, сын мой? Есть ли в тебе та душевная стойкость, которая является пропуском в царство нашего милосердного Небесного Покровителя?
Священник шлепнул Локки по спине, но тот продолжал молчать, таращась на новичка.