Невинность - читать онлайн книгу. Автор: Дин Кунц cтр.№ 77

Близнецов звали Джушуа и Джастин, девочку, пришедшую с ними, но не их родственницу, – Консуэла [30] . Мальчики – мать морила их голодом в отместку за неудобства, которые они ей доставляли, – вскоре набрали вес, с шеи девочки бесследно исчезло кровоточащее свидетельство попытки удушения. Вмятина на голове Мориа не выправилась, но ее скрыли волосы, и на умственном или физическом здоровье девочки травма никак не отразилась: мы радовались тому, какая она умная, шустрая и веселая.

Детям захотелось отметить Рождество. Мы срубили подходящее дерево и украсили его собранным в лесу остролистом [31] и гирляндами, сделанными из консервных банок, которые дети и раскрасили.

В большой гостиной стоял «Стейнвей», на котором Гвинет играла нам песни сезона. Иногда она говорила, что не знает мелодию, упомянутую нами, но, пытаясь сыграть, находила нужные клавиши, и мелодия лилась без единой фальшивой ноты, заполняя дом.

Зная о музыкальном таланте дочери, Бейли завез в дом многие инструменты: два кларнета, саксофон, две скрипки, виолончель и другие. Мы решили, что к следующему Рождеству я, а может, и Мориа научимся на чем-то играть, чтобы составить компанию Гвинет.

Утром шестого января, выйдя на кухню, чтобы помочь приготовить завтрак, я увидел, что задняя дверь открыта, а Гвинет стоит у ограждения круговой веранды и смотрит через поляну на опушку леса, где тени перемежались лучами утреннего солнца.

День выдался достаточно теплым для этого времени года, и на лице Гвинет читалась грусть, которая иногда охватывала нас, но никого из детей.

– Ты это чувствуешь? – спросила она, когда я подошел и обнял ее.

– Что?

Она не ответила, но через минуту или две я понял причину ее меланхолии. Ни молчание или звук, ни запах или его отсутствие, ни яркость солнечного света или цвет неба не служили доказательством того, что одна эра полностью закончилась, а новая только началась. И, однако, я не испытывал ни малейших сомнений в том, что последний из людей ушел, все их богатство осталось без хозяина, все парки развлечений, таверны и дансинги – без сотрудников и посетителей, все города и затерянные в безлюдной местности избушки – без единого голоса, все корабли в море превратились в «Летучих голландцев», а в небе теперь летали только птицы.

– Так быстро, – она вздохнула.

Мысли об этом вызывали боль, но мы получили такой же дар, как пришедшие до нас: способность мыслить, устанавливать причинно-следственную связь, анализировать, а вместе с этим даром и желание его использовать.

Если на затихшем пространстве земли и остались другие мыслящие существа, они ничем не отличались от нас с Гвинет, маленькие группки в уединенных местах, ощущающие чудеса и загадки, вплетенные в материю повседневного существования.

На следующее утро из леса на поляну вышли животные, некоторые даже поднялись по ступеням на веранду. Несколько оленей, семья бурых медведей, еноты и белки, волки и зайцы. Собаки сидели или бродили среди лесных обитателей. Бывшие хищники грелись на солнце среди бывшей дичи, наблюдали, как туман быстро рассеивается под яркими лучами, возились и бегали друг за другом без страха или угрозы, и с того дня ничего уже не менялось.

В мои первые восемь лет жизни я много времени проводил в лесу, животные не боялись и не выслеживали меня. Если бы моя мать оставила меня в чаще, как собиралась однажды, она бы удивилась, узнав, что даже волки были моими добрыми друзьями. В то время общество крылатых и четвероногих я воспринимал само собой разумеющимся. Так было в начале веков, и тогдашние порядки вернулись.

В лесу теперь нет никого, кто убивает, и там растут деревья, фотографии и описания которых не найти в нашей обширной библиотеке. На новых деревьях и на новых лианах зреют разнообразные фрукты, которые в ушедшей эре никто никогда не видел. Некоторые сладкие, другие пряные, какие-то едим мы, какие-то собаки и другие существа, от медведей до мышей. Если нам надоедает вкус фруктов, которые предлагают нам деревья и лианы, мы находим новые способы их приготовления или появляются новые фрукты, другие, но не менее вкусные.

В конце того января я перечитывал поэму «Ист-Кокер» Т.С. Элиота и заметил нечто такое, что забыл, а может, упустил: прекрасную метафору, которой он описывал Бога как раненого хирурга, чьи окровавленные руки вонзали скальпель в пациентов. «Под пальцами в крови мы чувствуем – его искусство состраданья лечит». Я задался вопросом: может, эта забытая метафора повлияла на мое подсознание, заставив меня видеть чистяков в одежде больничного персонала, или Элиот был даже большим провидцем, чем заявляли поклонники его таланта?

В нашем новом доме на подоконниках и на порожках отсутствовали слова, которые Гвинет написала во всех своих других квартирах, поскольку необходимость в них отпала. Она использовала ранний римский алфавит, возникший на основе этрусского, который, в свою очередь, отталкивался от греческого. На латыни эти слова читались: «Exi, impie, exi, scelerate, exi cum omnia fallacia tua», что в переводе означает: «Изыди, мерзкий, изыди, проклятый, изыди со всеми твоими обманами». Если она защищалась от туманников и чего-то еще, что могло поселиться в марионетках, и музыкальных шкатулках, и людях, Райана Телфорда эти слова, написанные маркером, не остановили, возможно, потому, что никто в нем и не обитал, за исключением собственного зла.

Во всех книгах, которые я прочитал, присутствует много правды и мудрости, но ни одна не открыла мне правду о занятиях любовью. Когда я лежу в объятьях Гвинет, в экстазе, чувственность не в ощущениях, а в страсти, и это страсть не плоти, а разума и сердца. Ни один писатель не сказал мне, что в этом действе нет ничего эгоистичного, и желание отдавать вытесняет все мысли о том, чтобы получать, что муж и жена становятся единым целым, переносятся друг в друга, я оказываюсь в ней, а она – во мне, один не соблазняет, а другая не сдается, но мы оба заняты созданием, нас охватывает не желание, а изумление: мы обретаем ту силу, что создала вселенную, поскольку мы тоже можем создать жизнь. Гвинет уже носит под сердцем ребенка.

На «Стейнвее» стоят фотографии в красивых рамках. Среди них та, которую я взял из моих комнат без единого окна в ночь, когда Гвинет сказала мне, что больше я сюда не вернусь. Эта фотография матери в тот день, когда она выпила не слишком много и улыбалась с большей готовностью, чем обычно. Она красивая, и в ее глазах и позе виден потенциал, так ею и не реализованный. Я нашел фотографию в закрытом на молнию кармане рюкзака, который она дала мне перед тем, как выставить за дверь.