Томас Рифмач - читать онлайн книгу. Автор: Эллен Кашнер cтр.№ 34

— Над чем же смеяться? — это он мне. — Я ведь не сказал, когда вернусь. И не было меня, наверное… довольно долго?

Я прямо похолодела, заслышав такие речи.

— Полных семь лет прошло, сердечко мое, — отвечаю, — семь лет, до денечка, с той поры, как ты ушел в Эйлдонские Холмы и не возвратился больше.

— Полных семь лет, — повторяет он. — А не семь дней, часом? И не семь недель? Она сказала, что выполнит обещание, но она плохо понимает, что такое время… Я все надеялся, что она ошибется.

«Она сказала»! Очень мне не хотелось спрашивать, но куда денешься.

— Том, — говорю, — милый мой, где ж это тебя носило?

Он сжал мои ладони в своих.

— Она сказала, все тамошнее покажется мне сном, а я не мог понять, почему, раз я прожил там столько времени. А как только вернулся, вдохнул запах палых листьев на склонах холмов, увидел тебя и твои руки в морщинах, и стол этот, а в трещины мука набилась… и тамошнее стало ненастоящим, словно его и не было никогда — нет, словно его и быть не могло.

— Может, так оно и есть, — осторожно говорю я. Он всегда был скор на выдумки; а после этих приключений, гляжу, у моего Рифмача мудрость прорезалась, как у настоящего поэта. — Ну, сделанного не воротишь. Иди-ка, садись. По-моему, поесть чего-нибудь тебе не помешает.

Не знаю, что тут смешного, только он расхохотался. Сел, а потом опять как вскочит.

— Дай-ка я сначала сниму эту нелепую одежду.

— Очень даже красивая одежда, — одернула я его, — и на диво тебе к лицу. Погоди, пусть Гэвин на тебя поглядит — то-то глаза вытаращит.

— Ох, слава Богу, — Том мой вздыхает облегченно, — значит, он жив. А я спрашивать боюсь —. ты ведь ничего про него не сказала — вдруг, думаю…

— Или ты смотреть разучился? — говорю, а сама подаю ему сыр, овсяные лепешки и яблоки. — Вот же его палка, на виду стоит, и корзинка, значит, он плетет, я-то не умею.

Если бы Гэвина не было, все стало бы по-другому. Томас мог бы вообще вернуться к пустому дому…

— Мэг, — говорит он, — прости меня. Конечно, все было бы по-другому.

— За что простить-то? — отвечаю я сердито. Я не то, что Гэвин, зря ворчать не буду, только кому же понравится, коли его мысли читают. — Чем по пустякам прощения просить, ешь-ка лучше.

Он послушно начал резать яблоко. Изрезал тоненькими ломтиками, а есть не торопится.

Он, наверное, раньше меня услышал, что Гэвин идет. Плечи расправил, крошки с колен смахнул и вообще жевать перестал.

Гэвин идет себе, насвистывает «Не опоздай на свадьбу», это из старых песенок Тома, открывает дверь и мне кричит. А Тома он, значит, пока не видит, глаза у него со света еще не привыкли.

— Мэгги, ты же сама сколько раз говорила, что если одна дома, так запираться будешь.

— Так не одна я сегодня, — отвечаю, а Томас на нас обоих глазами так и зыркает.

— Кто у нас? — Гэвин поворачивается и замирает, как громом пораженный, а потом говорит тихо-тихо, словно какую зверушку в холмах выслеживает:

— Томас, это ты, паренек?

— Кому же еще быть, — Томас стоит, не шелохнется. Гэвина он всегда побаивался. Муженек мой меж тем поближе подбирается.

— Долгонько же тебя не было — набралось, поди, чего нам порассказать. Знаешь, что мы-то думали…

— Да, — голос у Тома напрягся, — знаю. Мэг мне рассказала. И за это тоже прошу прощения. Я непременно послал бы вам весточку, если б мог.

— Ну годы не слишком плохо с тобой обошлись,

— Гэвин ворчит немножко, сердится, что Томас от рассказа увернулся. Не каждый день воскресают из мертвых; каждому интересно узнать, как это делается. Гэвин повесил плащ сушиться и сел к огню руки отогреть.

— Спасибо, — только и сказал Том и опять принялся за яблоко.

— Женщина, поди? — вроде как между прочим спрашивает Гэвин.

— Да. Женщина.

— Красивая, надо полагать?

— Очень.

— И богатая.

— Точно.

— Чего ж тогда ты от нее ушел?

— Мне домой хотелось, — тихо говорит Том.

— Домой, — повторил Гэвин и вроде помягчал малость. — Она, что же, чужая была?

— Гэвин, — перебила я его, — оставь мальчика в покое. Том, ты вроде хотел переодеться. Пойдем-ка. — Я вынула его вещи из сундука, сунула их ему и выпроводила за дверь.

Гэвин сидит, ему вслед смотрит.

— Так-так, — говорит. — Вот оно как, значит. Я принялась его уговаривать, быстро и тихо, чтобы Рифмач не слышал.

— Понимаю, миленький, тебе это против шерсти, только дай ему в себя прийти. Ты ж не хуже меня Томаса знаешь. Для него слова — и еда, и питье. Подождем, еще наслушаемся его рассказов.

— Да не в рассказах дело, — грустно отвечает мой Гэвин, — где он шлялся все это время, ты мне скажи?

— Гэвин, — сказала я, сжимая его руку, словно так будет больше веры моим словам, — он говорит, что был в Эльфийской Земле.

— Значит, его дама… — Гэвин задохнулся. И тут же подскочил на месте, даже испугал меня. Со стороны холмов донесся топот копыт. Этим летом в наших краях кое-кому стало мало своей земли, вот они и начали отнимать добро у соседей, нет чтоб своим хозяйством жить.

Мы подошли к двери и смотрели, как эта шайка идет по нашей земле. Том тоже вышел и ждал их, совершенно безоружный.

— Томас, — сказала я, и. горло у меня перехватило, — иди-ка ты в дом. Этим людям закон не писан — пусть заберут, что им надо, и уходят.

— Заприте дверь, — говорит нам Том, — и ждите меня внутри.

Но мы остались стоять, где стояли, Гэвин только покрепче свою дубину перехватил.

Вожак осадил коня перед Рифмачом. Огромный такой верзила, средних лет с черной бородой, а за ним — десяток конных, и все вооружены.

— Это еще кто? — спрашивает. — Принц с холмов или герольд чей, а может, и вовсе поэт?

— И то, и другое, и третье, — спокойно так отвечает наш менестрель. — Горе тебе, Блэквел, ибо не пойдет награбленное тебе впрок, и ты умрешь прежде, чем увидишь Карлейль. Младший из сыновей твоих, что сидит сейчас на коленях у няньки, станет главой рода твоего, ибо только его сыновья обретут твое имя.

Вожак позеленел, что головка сыра.

— Тебе бы так, колдун подзаборный! Отвороти от меня свои проклятья.

— Поворачивай коня и поезжай своей дорогой, — говорит ему Томас. — По эту сторону реки ноги твоей больше не будет. Так говорят уста, не знающие лжи.

Вожак поднял руку в кожаной перчатке, вся ватага повернулась и начала подниматься на холм. Рифмач стоял и смотрел, пока они не скрылись с глаз.

Гэвина любопытство одолело, он страсть как чудеса любит, ну и спрашивает мой муженек: