– А дружков своих не боишься? – спросил Никита.
– Я плохо взял браслет, – тоскливо повторил Зенон. – И сейчас еле держу. Я ж и руку потерял уже после, на рыцарей вышел...
– Ты не рассказывал.
– Да нечего рассказывать... Не в этом дело. Не отводит он от меня беды, наоборот. – Монах полез за пазуху и вытащил оттуда фиал, бутылочку, в которой что-то мерцало. Сделав крохотный глоток – по сути, только смочив губы, – Зенон оживился. Школярам он своё зелье не предложил, но это было нормально среди магов. Индивидуальные смеси по кругу пускать не стоило.
– А к нам вы почему пришли? – снова спросил Никита.
– Выходить легче. За мной ведь тоже охота, – просто объяснил Зенон. – И потом... – Он замялся.
– Ну-ну, – подбодрил его Тарас. – Договаривай.
– Шаман своего почувствовал. Есть в тебе некромантское, Тарас. И вообще чернота.
На этот раз надолго замолчал Тарас. В словах Зенона было много правды. Опешивший Никита крутил круглой головой.
– Колечко ведь тоже с умыслом подарено, под заклятие. Оно в тебе прямо звенит, слышно, кто понимает. Недавно, видно, получил. Ещё не улеглось.
– В гробу я видел такие подарки, – не сдержавшись, выругался Тарас.
– Это ты зря. Колечко полезное, как и заклятие. Ты теперь любой труп поднимешь, если осталась плоть.
– Так они же медленные – зомби, – храбро сказал Никита.
– Медленные, – согласился монах. – Но руки как брёвна. Уж если достанет... Мышцы перегорают на каждый удар, нормальный организм так не работает.
– Я уже пробовал, – вдруг сказал Тарас.
– Пробовал? – удивился Никита.
Его цветный кивнул.
– На кладбище. Провёл, почувствовал. Из-под земли полезли. Мерзкое ощущение. Не хочу.
– Ну уж... – Монах пожал плечами. – Зато с колечком это легче исполняется. А шамана я знаю давно, он не слишком силён, но на многое способен, – сменил тему монах. Щеки его запятнал лихорадочный румянец. – Меня-то он не тронет. Но будет идти рядом и ждать случая. – Он снова пригубил из своей бутылочки. – Тут иначе нельзя, с камнями через трупы невозможно. Мы же вместе планировали, как вот этот добыть... Через одного монашка, которого в деревне... – Зенон не договорил, но Тарас понял, что могло случиться в деревне людоедов.
– Чего ж он сам-то не пошёл в монастырь? – спросил Никита.
– Если кто оскоромился, там заметят, – объяснил Зенон. – А мне можно было, я пустой... Я ж два года настоящим монахом был, как и положено. И до этого много умел, и там научили. И делал всё вроде правильно. А поспешил.
– Два года и поспешил? – удивился Тарас.
– Да я бы двадцать лет отдал за эти камни. И руки не жалко. Но не удержать мне его. Тянет.
– Мне ведьма говорила: если надел, снимать уже нельзя.
– Так снимать я не собираюсь, – грустно усмехнулся монах.
– Может, останешься? – спросил Никита. – Как-то всё уже пообтёрлось.
Зенон покачал головой.
– Это с вами пообтёрлось. А Хвощ меня не принял. И люди его – тоже. Боятся они нас. Чувствуют.
– А есть чего бояться?
– Конечно. – Монах улыбнулся одними губами. – Так овцы волков чувствуют. Кто мяса человеческого отведал, тому обратного хода нет.
– Разбойнички Хвоща тоже не овечки.
– Всё равно. Или почти всё равно. Мне с этими ребятами тоже неспокойно. Можно уснуть и не проснуться. А в лодки нас не возьмут, помяни моё слово. Места не хватит.
Тарас улыбнулся.
– Ну, это не только Хвощ решает. И потом, мы недавно в лодках раскладушку нашли.
– Что нашли? – не понял монах.
– Раскладушку. Пространство раскладывается. Правда, всего в полтора раза. И только в двух лодках, в третьей такого нет. И взлететь тогда уже не получиться, над поверхностью нужно идти. Но саженей на пять подняться можно, а обычно этого хватает.
– Это что, вместо тридцати человек можно взять сорок? – задумался монах.
– Примерно так. Если груз хорошо распределить – даже больше.
– А раньше что ж? Плохо считали?
– Да мы сами-то ещё... Разве сразу разберёшься.
Зенон снова покачал головой.
– Спасибо за предложение. Я подумаю. Дальше уйти, конечно, спокойнее.
Он снова замолчал, глядя на тлеющие угли.
Маринка смотрела на себя в зеркало.
Эта процедура занимала её каждое утро. Родимое пятно постепенно сходило на нет, однако бугристая кожа выравниваться не собиралась. Получалось нечто среднее между тем, что было прежде, и сразу после проклятия.
– Никита, – в сотый, наверное, раз спросила она. – А вот это бурое, оно ещё останется?
– Нет, – покачал головой школяр. – Ты только мажь каждое утро, всё сойдёт. Вся будешь беленькая.
– А вот эти бугорки? – вздохнула девушка.
– А с ними уже ничего не поделаешь, – терпеливо вздохнул школяр.
Маринка обняла его за шею и прижалась щекой к щеке.
– А если я очень-очень попрошу?
– Да что меня просить, я что мог, всё сделал, – снова вздохнул школяр.
– И серебро не поможет?
– Ни злато, ни серебро, ни камни драгоценные, – грустно сказал Никита. – Не получается у меня эти бугорки свести.
– Ну как же не получается, – не согласилась девушка. – Я вообще страшная была, а сейчас получше. Если ещё эта краснота сойдёт...
– Эта сойдет, – снова вздохнул Никита. – А бугры останутся.
– Тогда катись к своей Уле! – вдруг взъярилась Маринка. – Бакалавр недоделанный, не умеешь ни черта.
Никита грустно посмотрел на свою пациентку, набросил рубаху и вышел из комнаты. Постоялые дворы позволяли богатым путешественникам ночевать в тепле и с комфортом.
– Простоквашу кушать будете?
Лась, Сински и Грач одновременно сказали «да». Лизо нехотя кивнул, выдержав паузу и брезгливо вздёрнув верхнюю губу. На плече у Лася была свежая повязка. Сам он казался более бледным, чем его брат-близнец. Медянка вынесла из сеней огромный кувшин с простоквашей. Никто из мужчин и не подумал ей помочь.
Две ковриги свежего хлеба, творог, мёд в глиняном горшочке, деревянные ложки и чистые рушники перед каждым прибором. Классическая сельская трапеза без разносолов.
Хозяева дома сидели в сенях, пристально разглядывая друг друга. В стеклянных глазах не было даже отблеска мысли. По полу рассыпали зерно, там же валялась перевёрнутая плошка и бродила, поклёвывая, рыжая курица. На кухне хлопотала старшая дочь – там что-то булькало, шипело и пахло свежими шкварками.