– Ты, – воин указал на монаха, что в последней схватке получил удар в колено, – идти можешь?
– Не очень быстро.
– Будешь их сопровождать. Идите в монастырь, и чтобы аккуратно.
– А вы?
– Будем искать Зенона. Настоятель предупреждал, что есть ещё браслеты, похожие на Золотые Зёрна. И у них другой цвет.
– То есть мы не вернули Зёрна?
– Мы добыли другой артефакт. А нужно вернуть наш и покарать убийцу.
– А клубок?
– Он среагировал на браслет как важнейшую часть настройки. Но это был другой браслет.
Воин бросил на землю серый клубок. Тот качнулся к лесу – сначала туда, куда скрылась банда, затем туда, куда ушли пятеро валчей.
– Нам за бандой, – решительно сказал монах. – Валчи, вероятно, обладают ещё чем-то подобным. Но Зенона среди них нет.
Три монаха, один из которых припадал на раненую ногу, не спеша отправились назад. Остальные семеро, пригнувшись в своей серой, скользящей стойке, быстро побежали к лесу, укутанному снегом и ночной мглой.
На заснеженной поляне, на западной её стороне, лежали трупы. Три всадника в световой броне, очевидно, были рыцарями. На щите у каждого переливался смоленский герб. Судя по следам копыт, остальные спешно покинули поляну. Не рассчитались с убийцами, не забрали тела товарищей... Нехарактерно для воинов рыцарских Башен, но сегодня всё случилось именно так.
Трупы не были ограблены. Судя по всему, к ним вообще не прикасались. Тут же лежали туши лошадей.
В самом центре поляны лежало ещё два тела. Явно восточные люди, с жёлтой кожей и характерным разрезом глаз. Одежда из звериных шкур богато украшена бисером и вышивкой. Ни крови, ни каких-либо других следов ранения. Впрочем, у рыцарей их тоже не было. Из обычного оружия внимательный человек смог бы обнаружить только стрелу, что вонзилась в дерево с восточной стороны поляны. Если наблюдатель сдвинулся бы ещё дальше на восток, он увидел бы широкое пятно крови, в котором валялся короткий топорик с серповидным лезвием. Судя по пятну на острие, топорик глубоко погрузился в чьё-то тело.
Восточных людей осматривали. Их меховые куртки были распахнуты, пояса разрезаны. Всё, что там было, будь то оружие, колчаны со стрелами или магические артефакты, кто-то забрал.
К телам уже подбирались вороны. Хлопьями падал снег.
* * *
Два жёлтых человека преградили дорогу монахам.
И без того медленно идущая тройка остановилась. Один из воинов раскрепил свою часть цепи, освобождая руки, и три кривые дубины, взятые на изготовку, направились вперёд.
Оба восточных человека были в куртках из звериных шкур, богато расшитых бисером. Присмотревшись к их лицам и хищному рисунку вышивки, можно было понять, что это очень далёкие гости.
Перед монахами стояли ацтеки.
Один из них был много старше другого, но внешне это почти не проявлялось. Более глубокие морщины на обветренном, медном лице и совершенно чёрные, не знающие сострадания глаза. Он вытянул руку, на которой сверкнули цветные пятна браслетов, и ближайший к нему монах схватился за горло. Глаза его остекленели, пальцы судорожно рванули собственную плоть, и бездыханное тело рухнуло в снег. Второй монах попятился, припадая на хромую ногу, но успел сделать всего несколько шагов. Молодой ацтек метнул топорик – и тот вошёл точно под сердце, глубоко погрузившись изогнутым остриём. Лишь третий сумеречный воин успел оказать сопротивление. Скользнув вперёд серой размытой тенью, он впечатал конец кривой дубины в грудь пожилому ацтеку и даже успел её провернуть, отчего тот дёрнулся, как картонный паяц на ниточках, но в следующее мгновение посох переломился – монах даже остановился, остолбенело глядя на оставшийся в руках обломок, а затем поперхнулся собственной кровью – меж его лопаток торчал топор.
Пожилой ацтек опустился в снег, разминая грудь ослабевшими пальцами. Молодой воин не спеша обошёл тела, подбирая томагавки. На поясе у него висело ещё несколько точно таких же. Снимая браслет, он отсёк монаху руку, для чего потребовался только один удар серповидной части. Окровавленная кисть полетела в снег. С трудом разъединив браслет и наручное кольцо-защёлку, воин подошёл к старшему ацтеку и с поклоном протянул артефакт. Тот принял трофей и тут же надел его на руку.
Теперь там было шесть браслетов.
Где-то очень далеко завыли волки. Шёл снег.
Часть третья
Радуга
Глава 1
– Я нехорошо взял браслет... – Зенон смотрел на огонь, длинной палкой переворачивая головешки. Рядом сидели Тарас и Никита. – С кровью взял, с кражей... Так нельзя было.
– Я второй в башне тоже с кровью взял, – сказал Тарас.
Монах с завистью покачал головой.
– Ты везучий, хоть и не понимаешь ничего... Ты в башню за сестрой пришел, не за браслетом.
– И что, это имеет значение?
– С ними всё имеет значение. Как с живым существом, каждая мелочь. – Зенон чуть приподнял рукав и посмотрел на переливы огня на запястье. Это действительно было очень красиво. Тарас чувствовал, как греются рядом странные, кристаллические живые существа. С некоторых пор он начал «слышать» и амулет Зенона тоже.
– А второй и третий тебе вообще передали добровольно, – продолжил монах. – Этого не бывает почти никогда.
– Почему ты нам это говоришь?
– Потому что мы расстанемся. Вы пойдёте на лодках, а у нас другой путь.
Тарас посмотрел прямо в глаза монаху.
– Ты боишься, что вас не выпустят с камнями?
Тот отвел глаза.
– И это тоже. Вы чувствуете ложь, так что лучше рассказать...
– Ты не лжешь. Но ты не договариваешь.
Монах долго мешал веточкой угли.
– Все мы не договариваем, школяр, – наконец сказал он. – Здесь связи тоненькие, в ниточку, здесь аккуратность нужна, иголочка, пинцет... А у тебя колун. И ты лезешь всё решать, как с топором к ювелиру. – Зенон был хмур и очень серьезен. – И машешь, и дальше собираешься махать, только хочешь выяснить, «как правильно». – Он бросил в костер пригоршню сухой хвои. Огонь вспыхнул, осветив непроницаемое лицо Тараса. – Никак не правильно, понимаешь? Правильно, если ты отложишь до поры свой топор.
Они долго молчали, глядя на угасающий огонь, затем на угли и, потом уже, на сизые змейки, побежавшие по углям. Наконец Тарас подбросил в почти погасший костер хвороста и разлепил губы.
– Я иначе не могу. Не умею.
– Когда ты собираешься уходить? – спросил молчавший доселе Никита.
– Ещё не знаю, – сказал монах. Теперь он говорил более откровенно, как будто главное уже было сказано. – Меня словно что-то торопит, уводит от вас в сторону... Как будто давит.