Он торжествующе посмотрел на Реджинальда Блэка. Тот ответил ему ледяным взглядом.
— Я сам знаю, что он при смерти, — сказал Блэк сухо. — Я был у него вчера.
Купер снова отмахнулся.
— Он что, гроб что ли будет оклеивать этими импрессионистами?! — издевательски воскликнул оружейный магнат.
— Такой страстный коллекционер и знаток, как господин Дюран-второй, никогда бы так не поступил. Но на то время, которое ему еще осталось прожить, он не хочет отказывать себе ни в какой радости. Деньги, как вы понимаете, в этом случае уже не играют роли, господин Купер. На пороге смерти нет смысла скаредничать. Как вы только что слышали, Дюран-второй хочет получить этого Дега.
— Ну и отлично. Пусть получает.
Блэк и глазом не моргнул.
— Запакуйте, пожалуйста, картину, господин Зоммер, и доставьте ее господину Дюрану-второму. — Он снял Дега с мольберта и передал мне. — Я рад, что все так благополучно кончилось. Это очень благородно с вашей стороны, господин Купер, уступить умирающему, дабы не отравлять ему последнюю радость в жизни. На рынке еще много других Дега. Может, лет через пять, через десять нам снова попадется работа столь же отменного качества. — Он встал. — Ничего другого я вам, к сожалению, предложить не могу. Это была моя лучшая картина.
Я направился к двери. Я нарочно шел не медленно, чтобы Купер не заподозрил блеф, а деловито и быстро, словно очень тороплюсь доставить картину к ложу умирающего Дюрана-второго, пока тот жив. Оказавшись у двери, я был уверен, что Купер меня окликнет. Но оклика не последовало. Разочарованный, я поднялся на свой насест, переживая из-за того, что, очевидно, запорол шефу сделку.
Однако я недостаточно хорошо знал Блэка. Через пятнадцать минут раздался звонок.
— Картину уже увезли? — спросил Блэк бархатным голосом.
— Господин Зоммер как раз с ней уходит, — сообщил я заполошным фальцетом.
— Догоните его! Пусть принесет картину обратно. Второпях я кое-как завернул картину и опять спустился вниз, готовясь снова ее распаковать.
— Не надо разворачивать, — недовольно пробурчал Купер. — После обеда доставите ее мне домой. А после расскажете мне, что у вас есть третий Дега, еще лучше этого, у-у, аферисты!
— Да, есть еще один Дега такого же класса, — холодно ответил я. — Вы совершенно правы, господин Купер.
Купер вскинул голову, как напуганный боевой конь, готовящийся заржать. Даже Реджинальд Блэк глянул на меня с любопытством.
— Этот Дега вот уже двадцать лет висит в парижском Лувре, — закончил я. — И не продается.
Купер перевел дух.
— Избавьте меня от ваших шуток, — буркнул он и потопал к двери.
Реджинальд Блэк отодвинул коньяк для клиентов в сторонку и принес свою заветную бутылку.
— Я горжусь вами, — заявил он. — Может, от Дюрана-второго и правда звонили?
Я кивнул.
— Он хочет еще раз взглянуть на Ренуара. Портрет молодой мадам Анрио. Просто кстати пришлось.
Блэк извлек из своего красного сафьянового бумажника сотенную купюру.
— Премия за отвагу, проявленную перед лицом неприятеля.
Я с удовольствием сунул купюру в карман.
— Вам удалось получить с Купера всю контрибуцию? — спросил я.
— Всю до последнего цента! — радостно доложил Блэк. — Нет ничего правдивее полуправды. Мне пришлось поклясться Куперу жизнью собственных детей, что я вчера действительно был у Дюрана-второго.
— Жуткая клятва.
— Но я же там был. С Ренуаром. А насчет Дега Купер с меня клятву не брал.
— Все равно, — сказал я. — Это ж надо, изверг какой. Блэк улыбнулся улыбкой херувима.
— Так у меня же нет детей, — сказал он.
* * *
— Джесси! — пролепетал я испуганно. — Как ты замечательно выглядишь!
Она лежала на больничной койке, какая-то неожиданно маленькая, бесплотная, мертвенно-серая, с восковым лицом. Только беспокойно бегающие глаза были больше обычного. Она попыталась улыбнуться.
— Все так говорят. Но у меня есть зеркало. Только оно мне и не врет.
Рядом уже суетились двойняшки. Они принесли яблочный пирог и термос кофе.
— Кофе здесь безобразный, — пожаловалась Джесси. — Такой кофе я вам предложить просто не могу. Вот мои близняшки и принесли хорошего. — Она повернулась к Роберту Хиршу. — Выпей чашечку, Роберт. За мое здоровье.
Мы с Хиршем украдкой переглянулись.
— Конечно, Джесси, — сказал он. — Кофе у тебя всегда был отменный, что в Париже, что в Марселе, а теперь вот в Нью-Йорке. Этим кофе ты столько раз вытаскивала нас из депрессии. Помню, Рождество сорок первого, в настоящих парижских катакомбах, в подвале гостиницы «Лютеция». Наверху маршируют немцы, только сапоги грохочут, а внизу старый советник коммерции Буш надумал покончить счеты с жизнью: будучи евреем, он вдруг не пожелал пережить еще одно христианское празднество всеобщей любви. Еды у всех почти никакой. И тут являешься ты с огромным кофейником. И с двумя яблочными пирогами. Ты получила все это у хозяина гостиницы в обмен на рубиновую брошь и пообещала ему еще рубиновое кольцо, если он неделю нас не выдаст. Это было в самый разгар паники, первого большого страха. Но ты смеялась и даже старого диабетика Буша в конце концов заставила улыбнуться. Ты нас всех тогда спасла, Джесси, твоим замечательным кофе.
Она внимала Роберту с улыбкой, истово, будто истомленная жаждой. А он сидел перед ней на стуле, словно сказочник из страны Востока.
— Но Буш через год все равно умер, — проронила она.
— Да, Джесси, но его не убили в немецком концлагере, он умер во французском лагере для интернированных лиц. А до этого ты провезла его через всю оккупированную зону. В твоем почти самом парадном наряде, Джесси. На тебе был парик, шикарный костюм шотландской шерсти и дамское пальто кораллового цвета. А на случай, если вас все-таки остановят и Бушу придется говорить, ты наложила ему какую-то невероятно сложную повязку, в которой он якобы мог только мычать. Ты была просто гений, Джесси!
Она слушала Хирша так, будто он и вправду рассказывал ей сказки, а ведь это была самая что ни есть жестокая и горькая быль, которая только здесь, в обстановке больничной палаты с ее легким запахом спекшейся крови, дезинфекции, гноя и жасминных духов, торопливо разбрызганных повсюду двойняшками, казалась чем-то совершенно ненастоящим. Для Джесси слова Хирша звучали как самая сладкая колыбельная. Она прикрыла глаза, оставив только узенькие щелочки, и слушала.
— Зато потом, Роберт, ты переправил нас через границу на своей машине, — сказала она после паузы. — Под видом испанского вице-консула в машине с такими важными дипломатическими номерами. — Она вдруг рассмеялась. — А уж что ты вытворял потом! Но я тогда уже была в Америке.