— Слава богу, там сейчас спокойно.
— Спокойно? Нет, там вовсе не спокойно! Армейская группа «Центр» ведет упорные бои. Мой муж на передовой.
«На передовой, — подумал Гребер. — Как будто там еще есть передовая!» На мгновение ему ужасно захотелось разъяснить фрау Лизер, какова она, эта действительность, не прикрытая громкими фразами о чести, фюрере и отечестве, но он тут же одумался.
— Он, верно, скоро приедет в отпуск? — спросил Гребер.
— Он приедет, когда ему выйдет срок. Мы не требуем никаких привилегий. Мы — нет!
— Я тоже не требовал, — сухо ответил Гребер. — Наоборот. Последний раз я был в отпуску два года назад.
— И все время находились на фронте?
— С самого начала. Когда не бывал ранен.
Гребер взглянул на эту твердокаменную нацистку. «Зачем я стою здесь и оправдываюсь перед этой бабой? — подумал он. — Мне следовало бы ее просто пристрелить».
Из комнаты, где стоял письменный стол, вышла дочка фрау Лизер — худенькая девочка с тусклыми волосами. Ковыряя в носу, она уставилась на Гребера.
— А почему это вы вдруг в штатском? — спросила фрау Лизер.
— Отдал мундир в чистку.
— Ах вот как! А я уж подумала…
Гребер так и не узнал, что она подумала. Он вдруг увидел ее желтые зубы, оскалившиеся в улыбке, и ему стало даже страшно.
— Ну, ладно, — сказала она. — Спасибо. Я возьму этот сахар для ребенка.
Она схватила оба пакета, и Гребер заметил, как она взвесила их в руках. Он знал, что стоит ему уйти, и она сейчас же откроет пакет, предназначенный для Элизабет. Этого он как раз и хотел. К своему удивлению, фрау Лизер найдет там всего-навсего полкило сахару и ничего больше.
— Вот и чудесно, фрау Лизер. До свидания.
— Хайль Гитлер! — Женщина пристально посмотрела на него.
— Хайль Гитлер! — ответил Гребер.
Гребер вышел из подъезда. Неподалеку от дверей стоял, прислонясь к стене, привратник, — маленький человечек с брюшком и цыплячьей грудью. Он был в форменных брюках штурмовика и сапогах. Гребер остановился. Неужели и это чучело чем-то ему угрожает?
— Прекрасная нынче погодка! — сказал Гребер, достал пачку сигарет и, взяв одну себе, протянул остальные человечку.
Тот пробурчал что-то невнятное и вытащил сигарету.
— Демобилизованный? — спросил он, покосившись на костюм Гребера.
Гребер отрицательно покачал головой. Он уже собирался поговорить с ним об Элизабет, но решил этого не делать. Лучше не привлекать к ней внимания привратника.
— Через неделю снова назад, — сказал он. — В четвертый раз.
Привратник вяло кивнул. Он вынул сигарету изо рта, осмотрел ее и выплюнул несколько крошек табаку.
— Плохие? — спросил Гребер.
— Нет, почему же? Но я, собственно, курю сигары.
— С сигарами тоже чертовски туго, а?
— А вы думали!
— У одного моего знакомого есть еще несколько ящиков хороших сигар. При случае захвачу вам несколько штук. Хорошие сигары.
— Импортные?
— Должно быть. Я в них ничего не смыслю, они с колечками.
— Колечко еще ничего не доказывает. Его на любую траву можно налепить.
— Мой знакомый — крейслейтер. Он плохих не курит.
— Крейслейтер?
— Да. Альфонс Биндинг. Это мой лучший друг.
— Биндинг ваш друг?
— И даже школьный товарищ. Я как раз от него. Он и штурмбаннфюрер Ризе из СС — мои старые друзья. А к Ризе я сейчас иду.
Привратник посмотрел на Гребера. Гребер понял его взгляд. Тот явно не мог постичь, почему медицинский советник Крузе сидит в концлагере, если Биндинг и Ризе старые друзья Гребера.
— Небольшое недоразумение. Сейчас это дело выясняется, — сказал Гребер равнодушно. — В ближайшее время все уладится. Кого-то ждет неприятный сюрприз. Никогда не следует спешить, верно?
— Верно, — убежденно подтвердил привратник.
Гребер взглянул на часы.
— Ну, мне пора. А насчет сигар я не забуду.
Он двинулся дальше. «Для начала с взяткой недурно вышло», — подумал он. Но затем беспокойство снова овладело им. А может быть, он сделал ошибку? Его поведение представилось ему вдруг ребячеством. Быть может, ничего этого как раз и не следовало делать. Он остановился и окинул себя взглядом. Проклятое штатское тряпье! Греберу вдруг показалось, что оно всему виной. Он пытался ускользнуть от военщины и ее гнета, захотел почувствовать себя на свободе и сразу же очутился в мире страха и неуверенности.
Гребер обдумывал, что бы еще предпринять. Элизабет он не увидит до вечера. Он уже проклинал себя за то, что так торопил ее получить все справки. «Хорош защитник, — подумал он. — Вчера утром я еще уверял, что замужество будет для Элизабет защитой, а сегодня оно уже стало ловушкой».
— Вы что это издеваетесь, молодой человек? — услышал Гребер грубый окрик.
Он поднял голову. Перед ним стоял коротышка-майор.
— Не понимаете, какой теперь ответственный момент, нахал вы этакий?
Несколько мгновений Гребер недоуменно смотрел на него. Потом понял. Он отдал честь майору, не подумав, что одет в штатское. Старик увидел в этом насмешку.
— Виноват, — пробормотал Гребер, — я не хотел вас оскорбить.
— Что? Вы еще позволяете себе глупые шутки! Почему не в армии?
Гребер присмотрелся к старику. Это был тот самый майор, который уже накричал на него однажды вечером, когда он стоял с Элизабет возле ее дома.
— Шкурник этакий! Окопался в тылу! Вы должны со стыда сгорать, а не паясничать, — орал майор.
— Да не кипятитесь вы, — сердито прервал его Гребер. — И вообще из какого сундука вы вылезли? Убирайтесь-ка обратно в свой нафталин.
Глаза майора стали почти безумными. Он захлебнулся слюной и весь побагровел.
— Я прикажу арестовать вас, — захрипел он.
— Это не в вашей власти, вы отлично знаете. А теперь оставьте меня в покое, мне не до вас.
— Да вы… — Майор хотел было снова заорать, но неожиданно сделал шаг к Греберу и начал принюхиваться, широко раздувая волосатые ноздри. Лицо его скривилось гримасой. — А-а, понимаю, — протянул он с отвращением. — Вот почему вы не в армии! Третий пол! Тьфу, дьявол! Баба надушенная! Шлюха в брюках!
Он сплюнул, обтер свои торчащие щеточкой белые усы, в последний раз смерил Гребера взглядом, полным безграничного презрения, и ушел. Проклятая ароматическая соль! Гребер понюхал свою руку. Теперь и он почувствовал резкий запах. «Шлюха, — мысленно повторил он. — Но разве я так уж далек от этого? Вот что может сделать с человеком страх за своих близких! Фрау Лизер, привратник — я, кажется, на все готов! Чертовски быстро, однако, скатился я с вершин добродетели!»