Честь Джека Абсолюта - читать онлайн книгу. Автор: Крис Хамфрис cтр.№ 60

В первый же вечер их знакомства, сопровождавшегося обильными возлияниями, Джек, все еще горько переживавший разлуку с Летти, не удержался и выложил собутыльнику горестную историю своих с ней отношений. Разумеется, у него хватило ума не назвать подлинное имя девушки и умолчать о многих обстоятельствах их знакомства и их расставания, однако страстность повествования была столь сильна, что мигом всколыхнула в Уоткине воспоминания о собственном чувстве, отринутом им ради служения королю.

— Я бы предпочел снова поговорить о твоей даме сердца, — сказал Джек. — Ее, как мне помнится, звали Розамунда?

— Да, Розамунда, что значит Роза Мира, каковой она воистину и являлась, — отозвался Уоткин, и губы его задрожали так, что за ними заколыхалось все тело. — Когда мы впервые встретились, мне… — помахал он толстенной ручищей, — стукнуло лишь шестнадцать. Я был тогда лет на тридцать моложе и на полторы сотни фунтов полегче…

* * *

Джек плелся по виа Колумбина, шатаясь и поддерживая плечом трехсотфунтовую тушу почтенного якобита, которая все норовила с него соскользнуть. Сегодня Уоткин возвращался домой поздней, чем обычно: колокола уже отзвонили восемь утра, когда они вышли из заведения Анджело. К счастью, до жилья рыцаря было недалеко — не более трех сотен ярдов, а единственная снимаемая им комнатенка располагалась на уровне мостовой. Поднять вдребезги пьяного собутыльника по лестнице вверх Джеку, естественно, было бы не под силу.

В том, что молодой человек регулярно — это уже стало традицией — провожал толстого пьяницу домой, имелось одно преимущество: путь их пролегал мимо некоего старинного палаццо, давно покинутого благородными владельцами и превратившегося в доходный дом, где в каждой комнате ютилось семейство. Тернвилль велел Джеку поглядывать на это здание, что он ежедневно и делал между восемью и девятью часами утра, а также между четырьмя и пятью пополудни. Основной интерес для него представляло правое верхнее, находившееся под козырьком крыши окно. До сих пор оно было пустым. Однако на сей раз…

— Наконец-то, — пробормотал Джек, и тяжело опиравшийся на него Уоткин вскинул голову.

— Что, уже пришли? — пробормотал он заплетающимся языком.

— Почти, славный рыцарь. Осталось чуть-чуть.

Бросив еще раз взгляд на свешивавшуюся из окна полосатую красную простыню, Джек перевел спутника через оживленную улицу, удачно протиснувшись между двумя повозками, возницы которых ожесточенно спорили, кто из них должен подать назад, и, остановившись, сказал:

— Все, дорогой друг, мы пришли и на этом месте расстанемся.

— Зачем? — На широкой физиономии проклюнулась пара слипавшихся глазок. — Э-э… давай-ка заглянем ко мне. Кажется, у меня есть бутылка… Где-то. Кстати, твоя.

— Увы, и рад бы, но мне пора отдохнуть. Нужно отлежаться: сегодня вечером я иду в оперу и должен иметь соответственный вид, — пояснил Джек, стараясь снять с себя здоровенную лапищу и положить ее на камень ограды.

— Опера! — Лицо Уоткина расплылось в блаженной улыбке. — А, Ференгелли! Божественный Тендуччи. — Он наклонился к Джеку и прошептал: — Знаешь, я ведь и сам пел на сцене. Так-то вот. Пел! Еще как! Но меня призвал долг. — Он попытался приложить палец к кончику своего носа, но преуспел в этом только с третьей попытки. — Музыка потеряла. Дело приобрело.

Джеку удалось опустить Уоткина на ступеньку. В конце концов, дальше толстяк доберется и сам.

Распрощавшись, юноша двинулся прочь от подвыпившего приятеля и от дома с вывешенной в окне простыней. Если кто-то заметил, что он глянул вверх, ее, скорей всего, уже убрали. То есть не кто-то, а человек, уполномоченный подать ему знак, резидент Тернвилля в Риме. Полковник предупреждал, что на связь с ним, когда возникнет нужда, выйдут именно таким образом. И вот это произошло. Джек знал, что связника (ему почему-то думалось, что это мужчина) он никогда не увидит. Они не станут подвергать риску опытного, проверенного агента ради какого-то зеленого новичка. Этот лазутчик лишь проинформировал сопляка, что для него имеется сообщение, а уж куда идти, чтобы получить его, сопляк знал и сам.

Жилье Уоткина располагалось совсем рядом с площадью Испании, откуда можно было попасть в сады Монте Пинчио, куда юноша сейчас направлялся. Правда, после первой ночи, проведенной в отеле «Де Лондресс», он избегал появляться в его окрестностях, хотя и был уверен, что хвоста за ним нет. Искусство таиться, приобретенное им в лесах Канады, да и вообще в ходе войны с французами, вылилось в то, что незаметно двинуться по его следу было практически невозможно даже в городских каменных дебрях, однако некоторые облюбованные соотечественниками места невольно таили для Пипа Трумэна нешуточную опасность. Зная, как привлекателен Рим для путешествующей молодежи, Джек понимал, что ему в тех местах ничего не стоит нарваться на кого-нибудь из выпускников Вестминстерской школы. На однокашника, который при виде его радостно заорет во всю глотку: «Эй, Джек Абсолют! Откуда ты? Как ты?» Нет уж, спасибо. Там он рисковал появляться лишь между десятью и двенадцатью дня, когда все уважающие себя вестминстерские школяры нежатся в теплых постельках. Странно, что Уоткин, при всей его тяге к ночным возлияниям, в это время тоже обычно уже бывал на ногах.

Джек описал широкий круг в обход опасной зоны, зато срезал путь через площадь Барберини, попав в итоге на маленькую дорожку, проходившую вдоль палаццо с тем же названием и подводившую вплотную к ограде, через которую ничего не стоило перелезть, чтобы оказаться в садах Монте Пинчио. Они принадлежали семейству Боргезе, но по любезному дозволению их владельцев были открыты для публики. Эти сады, где журчала вода, а деревья предлагали хоть какое-то укрытие от палящего солнца, являлись излюбленным местом прогулок римлян, хотя, на взгляд Джека, побывавшего там по совету того же Уоткина, не шли ни в какое сравнение с парками его родины. Радующие глаз зеленью английские прихотливо разбросанные лужайки здесь заменяли прямоугольники регулярных газонов, поросших буроватой травой. Правда, некоторые затейливо петляющие тропинки уводили гуляющих под сень густо сплетенных ветвей, но посыпаны они были вязким песком, а не гравием, а живые, чрезмерно высокие и кое-как подстриженные изгороди производили неряшливое впечатление. Цветы имелись, но росли они не на клумбах, а в расставленных рядами горшках. Все это выглядело слишком… организованным при полном отсутствии сельской естественности, что так чарует взгляд истинных англичан.

Впрочем, Джек стремился сюда вовсе не для того, чтобы полюбоваться красотами сада, и теперь шел по песчаной дорожке неспешной походкой вышедшего на ранний променад человека, стараясь не привлекать к себе никакого внимания и попутно памятуя о том, что в его прошлый визит сюда бедный Уоткин выбился из сил, не дотянув и до половины маршрута, каковым ему сейчас необходимо было пройти. Поравнявшись с сосновой рощей, в которой, как ему говорили, произрастало не менее четырех сотен деревьев, юноша замедлил шаг, чтобы не проглядеть условного знака.

Статуя дриады с отбитыми, как везде и всюду, руками располагалась у поворота на боковую, уводящую вправо тропу. Джек двинулся по ней, ища взглядом оговоренную и детально описанную лощину, но обнаружить ее, как ни странно, ему помогло не зрение, а слух. Он услышал смех, доносившийся до него словно бы из-за какой-то преграды, замедлил шаг и, взойдя на гребень небольшого холма, увидел ниже по склону парочку — молодой человек с сизыми, давно скучающими по бритве щеками норовил обнять миловидную пухленькую девчонку, одетую на манер горничной. Та, хихикая, отталкивала его, но не слишком рьяно, так что паренек в конце концов ухватил ее за руку и увлек вверх по склону, а потом и дальше по садовой дорожке, за изгибом которой они скрылись из виду. Смех продолжал звучать, потом стих.