Участковый - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Лукьяненко, Алекс де Клемешье cтр.№ 67

Еще можно спровоцировать на неправомерное использование «Светлого Клина» – к примеру, если Денисов вознамерится задействовать артефакт без настоящей, весомой причины, без непосредственной угрозы жителям района или с пользой для себя. Скажем, нельзя просто уничтожить дивизию солдат, дислоцирующихся где-нибудь в Южном Вьетнаме, нельзя заставить сдетонировать на безопасной высоте заряд бомбы, летящей на дружественное государство или даже на соседнюю область, а также, разумеется, нельзя применять артефакт против мальчишек, ворующих у тебя огурцы с грядки. Это оружие защиты ближнего боя, и за пределами реальной опасности и вверенной территории оно недействительно. Случись подобное – что Вьетнам, что мальчишки, – и право использовать «Светлый Клин» не вернется уже никогда. Поэтому в провокации, краже или уничтожении есть всего один прок – лишить местных жителей защиты, а Светлых – определенного преимущества в районе. С учетом того, что довелось Федору Кузьмичу наблюдать в последние дни, такой расклад был вполне вероятен.

Наверное, сейчас был весьма убедительный повод позвонить в отделение Ночного Дозора, но Денисов снова не смог бы вразумительно объяснить, что происходит. Собственно, именно для того, чтобы понять происходящее, он и мчался сейчас во Вьюшку.

Галоп в Сумраке мало чем отличался от галопа в реальном мире. Первый слой Сумрака – самый близкий к реальности, здесь были все те же дома, деревья и дороги, правда, более тусклые, сероватые. В мгновение ока жеребец, понукаемый участковым, проскочил село, ферму и гараж, углубился в тайгу за околицей. На вершине Подкатной горки асфальтированная трасса обратилась накатанной проселочной дорогой. Не снижая скорости, вороной ринулся по ней вниз, к подножию.

…Более всего это напоминало удар кувалдой и удаление аппендикса без наркоза одновременно. Денисов вскрикнул и едва не вывалился из седла, конь, чудом не рухнув, заспотыкался и застонал почти по-человечески. Боль была невыносимой, но исчезла практически сразу. Придя в себя, пожилой милиционер огляделся. Вокруг был лес – и ни единой живой души. Попытавшись осмотреться сквозь Сумрак, Федор Кузьмич понял, что случилось. Нет, никто на него не нападал, никто не устраивал засаду, просто они с конем на полном скаку влетели в очередную аномалию, прореху, проплешину, из которой невозможно шагнуть в Сумрак по причине локального отсутствия такового. Их вышвырнуло в реальность против желания и воли, без предупреждения и подготовки, на чудовищной по меркам человеческого мира скорости. Переход отсюда туда довольно прост, переход обратно всегда сопровождается неприятными ощущениями, для каждого – разными, иногда вполне терпимыми, иногда весьма болезненными. Сейчас и перехода-то как такового не было – всадника на коне не выпустили в неудобный, но привычный выход, а выдрали сквозь закрытые створки двери.

Уняв сердцебиение, усмирив дыхание и чуть-чуть успокоив жеребца, Денисов осторожно тронул его с места. Шаг, другой, третий – вот, собственно, и граница проплешины. Не такая уж и большая аномалия, но еще недавно здесь и ее не было. Что ж происходит-то в районе?! Гагары летают, цыгане кочуют, прорехи растут как грибы… Или все это связано? Или это звенья одной цепочки?

Насыпная дорога на Вьюшку уходила вправо от трассы у самого подножия Подкатной горки. На первом слое это был даже не проселок, а узкая извилистая тропинка. Давая коню идти где шагом, где рысью, Денисов оглядывал окрестности сквозь Сумрак. Сейчас, при свете двух лун, в сумеречном лесу было не так темно, как в настоящем. Стволы кедров вдоль тропки были густо покрыты синим мхом – обитателем первого слоя. Видимо, шоферы, трактористы, пассажиры рейсового автобуса и прочие путешественники не слишком скрывали свои эмоции, и питающийся отголосками людского счастья или горя мох чувствовал себя у дороги прекрасно. Метрах в десяти поглубже его уже не было видно. Временами среди деревьев в Сумраке вспыхивали искорки мелкой живности. Никто крупнее лисы в кедраче не прятался, никто не поджидал участкового в чащобе, никто не подкрадывался во мраке, а стало быть, если и есть засада – то не здесь, а в самой Вьюшке.

Деревня спала, лишь в нескольких домах светились ночники, и только окна дома Крюковых были ярко освещены. Спешившись чуть поодаль, участковый расслабленно похлопал коня по горячей шее, шепнул ласково: «Ты ведь меня дождешься, дру́жка?» – после чего напружинился, сосредоточился и к жилищу Николая и Катерины уже подходил, напоминая эскадренный миноносец: курс выбран, а локатор меж тем крутится, досконально изучая не цель, а все окружающее пространство, выискивая опасность не в той стороне, куда движется корабль, а вокруг себя – с воздуха, с поверхности воды и из ее глубин. Мирно спали соседи, их ауры едва заметно светились слева и справа по улице. Оказавшись у калитки, Денисов заглянул и на второй слой Сумрака – именно заглянул, напряженно и прищуренно, как, бывает, пытаются рассмотреть с берега дно озера под мутной водой. В высоком шалаше из серых ивовых прутьев, в который на втором слое превратился новый дом, сидел всего один Иной – Николай. Никаких гостей ни внутри, ни снаружи не наблюдалось. Погромыхав для порядка каблуками на крыльце, Федор Кузьмич, не разуваясь – мало ли что? – прошел через сени, открыл дверь в горницу и сунулся внутрь. Зять сидел за столом, сцепив ладони перед собой, вид имел подавленный и растерянный, но на тестя глянул с некоторым вызовом.

– Добрая ночка, сынок! – помедлив, спокойно проговорил Денисов и остался в ожидании на пороге.

– Здравствуйте, папа, – принял подачу Николай и, поднимаясь из-за стола, шевельнул подбородком, – проходите, присаживайтесь.

Денисов переступил через порог, плотно затворил дверь, дошел до середины комнаты и еще раз осмотрелся. Он по-прежнему не ощущал ничьего присутствия, но было бы глупым предполагать, что подавлен и растерян Николай из-за ссоры с Катериной. Неужели Денисов опоздал, тугодум этакий? Неужели гости были, да ушли? Пожилой милиционер даже в окно выглянул – нет ли там кого-то, спешащего прочь? Но на улице было пусто, перебирала мелкими чешуйками листвы рябина, лунный свет, пропущенный сквозь штакетник, ровными белыми полосками лежал в палисаднике, напоминая фортепьянные клавиши. Где-то неподалеку редко охал сыч и вдруг, когда Денисов уже отворачивался, зашелся в долгом приступе хохота, напуганный чем-то до истерики. В комнате будто потемнело, и, обернувшись, участковый с изумлением увидел ноги, торчащие вверху, возле самой люстры: кто-то выходил из Сумрака, одновременно опускаясь с чердака прямиком через потолок.

Ноги были обуты в простые резиновые сапоги, в голенища которых были плотно заправлены коричневые вельветовые брюки. Постепенно появилась и верхняя часть туловища – клетчатая рубашка-ковбойка, кургузый серый пиджачишко и натянутая поверх брезентовая охотничья штормовка. Сбоку на кожаном брючном ремне ладно сидели потемневшие от времени деревянные ножны с выжженным изображением шамана Дога, из ножен торчала рукоять большого «медвежьего» ножа. В руках опадающий с потолка Иной держал почтительно снятую с головы кепку. Наконец стало видно и его лицо – простое, деревенское, остяцкое: широкие обветренные скулы, редкие седые волосинки, торчащие на подбородке и над верхней губой, впалые щеки, глубокие складки, клином расходящиеся от носа к уголкам губ, глаза-щелочки, бугристые заломы морщин на лбу, жесткие неопрятно остриженные волосы. Спланировав на пол, утвердившись на ногах, гость низко поклонился и с достоинством проговорил: