* * *
– Что ж у вас народ такой негостеприимный, Алена?
– У нас – негостеприимный? – искренне изумилась она.
– Ну, неотзывчивый. – Я криво усмехнулся, подруливая одной рукой. – Или у вас тут только мужчины – ксенофобы? Давеча промчались мимо полисмены… И куда только ваш участковый смотрит? Мало того что нашу родную «Победу» обезобразили иностранной надписью, так еще и помощи не предложили! А ведь наверняка комсомольцы. Доложить бы куда следует…
– А, Лешики!.. – тепло улыбнулась она. – Лешики хорошие. Просто спешили куда-то, наверно. Представляете, три друга – три Алешки! Строев, Паньков и Энгельс, только Энгельс – это не фамилия, а прозвище, и даже не Лешкино, а евойного деда – уж больно тот бородат был. Потом к Лешкиному отцу перелипло, а потом и к Лешке. Я с йим в этом годе по весне ходила, хороший он.
– Спешили, значит… Ну а тракторист этот? Тоже спешил?
По лицу девушки пробежала тучка, но Алена тут же стряхнула ее мелкими кудряшками:
– Не знаю, что на Ваську нашло. Он обычно спокойный, даж когда белой выпьет. Мы с йим всю весну гуляли, ни разу рук не распустил, а тут…
– Погоди, ты же говорила – с Лешиком по весне гуляла?!
– Да вы что?! – Она возмущенно захлопала ресницами. – Чай, я не потаскуха – с двумя гулять! С Лешиком я ходила, а гуляла с Васей!
Поняв, что разбираться с запутанной местной терминологией у меня нет ни малейшего желания, я переменил тему:
– Леса какие дремучие! Не хотелось бы мне заночевать тут. Спасибо за подмогу, без тебя я вряд ли растолкал бы свою колымагу!
– А не проще было на сквозняк поставить?
Вот тут я впервые психанул:
– Да что вы все с этим сквозняком?! Ну не технарь я, не механик! Знаю, что такое «прикурить», знаю, как завести «с толкача», но понятия не имею, что такое «поставить на сквозняк»! И хватит об этом, ладно?
Она испуганно сжалась от моего крика – о да! в последнее время я научился и даже, к сожалению, привык орать. Поняв, что ненароком переборщил, я буркнул извинения и, дабы загладить вину, попытался расслабить попутчицу анекдотами. Впрочем, быстро сообразил, что мое настроение далеко от того, каким принято делиться, и благоразумно заткнулся. Действительно, с чего бы это мне чувствовать себя обязанным поддерживать беседу? Почему вообще считается, что в дороге полагается болтать с попутчиками? У Алены свои проблемы, у меня – свои; мы настолько разные, что даже попытка найти взаимопонимание выглядела бы смешной. Гуляла с одним, ходила с другим, миловалась с пятым – о чем тут вообще говорить?! Механизатор Вася в пропотевшей майке – вот ее лучший собеседник, с ним ей понятно, комфортно, они свой французский в одной школе изучали. В Загарино или Загарине мне обещан мастер на все руки, а до той поры помолчим, полюбуемся вечномогучим хвойно-дубовым по обе стороны дороги.
– А можно музыку включить?
– Что? – дернулся я. – А, приемник… Да, конечно.
– Приемник здесь навряд ловит, – усомнилась Алена и оказалась права. Полуобернувшись к заднему сиденью, она бесхитростно поинтересовалась. – А это что, разве не музыка?
Я дернулся вторично. Да, на заднем сиденье лежала портативная «Яуза» с заряженной катушкой. Катушку надо было разломать и выкинуть еще на рассвете в Томске, но малодушен я, малодушен… Напротив, батарейками для «Яузы» закупился до конца жизни, чтобы, значит, продлить агонию. Как бы тебе ответить, девочка, чтобы снова не сорваться? А впрочем, усмехнулся я, почему бы нет? Посмотрим, что ты скажешь, посмотрим…
– Музыка, музыка. И включить можно, только сразу предупреждаю – там отнюдь не липси.
Она серьезно кивнула, перегнулась через спинку и очень аккуратно нажала «пуск». Пронзительно чисто зазвенели первые аккорды увертюры к «Седьмому комиссару».
– Начало похоже на Брамса, только это не Брамс…
Я внимательно на нее посмотрел – во-первых, не люблю, когда под музыку разговаривают; во-вторых – ишь ты! Брамса знает…
Семь с небольшим минут Алена молчала, покусывая губу, а я косился на нее, ловя отклик, эмоции, реакцию. На последних тактах увертюры она потянулась к магнитофону. «Ага! – со злорадством мазохиста подумал я. – Ненадолго тебя хватило!» Но девушка нажала не на «стоп», а на «паузу». Развернулась ко мне.
– Странная музыка…
– Чем же странная? В пляс не зовет?
– Не смейтесь. – Она с вызовом тряхнула барашковой челкой. – Не могу понять… мелодия такая красивая… Но… Неправильная? Искусственная? Неестественная? Да, вот! Неестественная!
– Ну-ну, – усмехнулся я, – продолжай!
– А можно я еще послушаю?
– Да ради Бога!.. Здесь прямо или правее?
– Правее… Уж, чай, скоро. Вон видите указатель?
Она вновь погрузилась в «Седьмого комиссара». Да-да, именно погрузилась! Или сделала вид. Не так уж часто в наше время найдешь любителей симфонической музыки, а встретить такого в глубинке – вообще нонсенс! Впрочем, тут я кривлю душой – до сего момента мне не приходилось бывать в глубинке, но отчего-то я был убежден, что в сельских клубах на гармошках играют отнюдь не Скрябина с Вагнером. Алене удалось заслужить мое уважение, хотя эти ее рассуждения о странности и искусственности… Смешно, право слово! И лицо такое умное делает!
– Это вы сочинили? – внезапно озадачила она меня.
– С чего ты взяла? – медленно произнес я, сворачивая с трассы в сторону показавшихся в пролеске двускатных крыш. – Да и разве это имеет какое-то значение?
– Никакого. – Она пожала облупившимися плечами. – Так, подумалось… Но я бы хотела познакомиться с композитором.
– Ну, многие девушки мечтают познакомиться со всякими композиторами, – снисходительно улыбнулся я.
– Я – не со всякими, я – вот с этим. – Для убедительности она постучала коготком по спинке своего сиденья.
– Что ж в нем такого особенного?
– А вот это я бы и хотела узнать. Интересно же, какой в жизни человек, сочиняющий такие симфонии…
– Во-первых, симфонии не сочиняют, это тебе не частушки. Симфонии пишут. Во-вторых, какие – такие?
– Вот туда поворачивайте. Да не сюда – туда! Вон контора возле фермы, видите? Где транспарант натянут. А мехучасток – сразу за ей. Нелепые.
Я не сразу понял, что последнее слово – ответ на мой вопрос, а когда понял – пороть паршивку было поздно, она уже выпорхнула из машины с зычным:
– Дядь Митяй! Дядь Митяй, что ли! Ты тута или домой пошел?
Меня еще потряхивало от злости, когда перед капотом возник по глаза заросший курчавым волосом мастер в пилотке из газетного листа и с обрывком лопуха на переносице. Алена скороговоркой выпалила собственную интерпретацию проблемы, я половины слов не понял.
– Да ну? – удивленно взметнул косматые брови бородач.