— Конечно, милорд. — Дворецкий любезно проводил его к выходу и захлопнул дверь за его спиной.
— Эй, Чедвик! — На нижней ступеньке лестницы стоял молодой человек в пальто с пелериной — Грегори, лорд Уэстдейл, старший брат леди Марши. Черные кудри падали ему на глаза, и он небрежно отвел их ладонью. — Не спешите. Лучше входите — сегодня ветер и довольно прохладно. Отец и братья снова в «Таттерсоллзе», а потом поедут к галантерейщику. Не выпить ли нам кофе с капелькой ирландского виски из запасов отца, чтобы согреться? Мы с вами не болтали целую вечность.
— С удовольствием. — Дункану всегда нравился лорд Уэстдейл, по крайней мере в том, что он о нем знал. Молодой человек был того же возраста, что и Финн. На мгновение Дункану стало грустно. Почему Финн не может быть таким честным и открытым, как этот парень?
Уэстдейл поспешил вверх по лестнице и распахнул перед Дунканом дверь.
— Бербанк, прошу вас, подайте кофе в библиотеку.
— Очень хорошо, сэр. Рад, что вы вернулись, лорд Чедвик.
Дункан отдал ему шляпу, трость и пальто.
Прошло много лет с тех пор, как он был в этом доме. В последний раз это было, когда лондонский секретарь лорда Брэди пригласил его сюда, чтобы узнать — не возражает ли он, чтобы сопровождать леди Маршу и ее горничную в путешествии из Лондона в Дублин.
Сейчас он испытал жесточайшие угрызения совести — зачем согласился, учитывая, что произошло с ней в результате встречи с Финном.
— Я приезжаю в Лондон реже, чем следовало бы, — сказал он, очутившись в библиотеке и устроившись в покойном кресле, обитом коричневой кожей. В камине горел огонь, а в руке он держал чашку с кофе, куда был добавлен виски. — А оказавшись в столице, я все равно почти нигде не бываю.
— Я заметил, — сказал Уэстдейл. — И в клубе «Уайтс» вы редкий гость.
— Я человек занятой, — возразил Дункан.
— Да, графские владения требуют заботы.
— А еще у меня дома есть сын, — добавил Дункан как бы между прочим.
— Я слышал об этом, — сказал Уэстдейл в обычной непринужденной манере.
— Я очень люблю с ним бывать.
— Разумеется. Как его зовут?
— Джо.
Уэстдейл кивнул.
— Положение не из легких, конечно же. Но могу сказать — на вашем месте я поступил бы так же. Когда растешь в любящей семье, учишься ценить семейные узы. Они наш якорь, не так ли?
— Да, — согласился Дункан.
От слов лорда Уэстдейла на него повеяло теплом. Но в темном уголке его сердца стало еще темнее. У него никогда не было любящей семьи. Он знал — мать, вероятно, по-своему любила его. Но у нее были расстроенные нервы, а позже многочисленные печали разбили ее сердце. Где уж ей было заботиться о них с Финном! А отец — что ж, отец любил только самого себя.
Как и Финн, подсказал неприятный голос в его душе.
Следующие полчаса у них с Уэстдейлом прошли в обсуждении самых разных тем. Уэстдейла особенно интересовала политика, но и отцовское увлечение разными проектами его тоже не миновало. Он достал из шкафа несколько чертежей, разложил их на письменном столе и объяснил, что это проект летнего дома, который он бы выстроил в Котсуолдских холмах, где у него были владения.
— Впечатляет, — сказал Дункан, подробно рассмотрев чертежи и задав некоторые вопросы. — У вас настоящий талант.
Услышав похвалу, лорд Уэстдейл просиял.
— Отчего бы вам не остаться? Возьмете у нас лошадь, проедемся по Роттен-роу. Потом вернемся к неспешному, но — должен вас предостеречь, болтливому — обеду. Вся семья обедает вместе.
Дункан улыбнулся.
— Спасибо за доброе приглашение. К сожалению, у меня сегодня всего час на визиты. Есть домашние обязательства. — Нужно было вместе с секретарем просмотреть новые отчеты из имения. Потом уроки игры на фортепиано для всех слуг, исключая Уоррена, который отказывался играть на пианино, зато хотел выучиться играть в шахматы. И если представлялась такая возможность, Дункан сидел вместе с Джо во время его раннего ужина.
— Очень хорошо, что вы зашли. — Уэстдейл хлопнул его по плечу. — Прошу, передайте поклон брату.
— Передам. — Ничего он не собирался передавать, сказал лишь из учтивости.
Уэстдейл взглянул на него с некоторым любопытством.
— Прошлым вечером он выглядел ужасно с этой разбитой губой. Я слышал, вышла маленькая семейная ссора.
— Да.
При этом напоминании настроение у Дункана резко упало. Если бы парень знал, что произошло между его сестрой и Финном, ни одного из братьев Латтимор в этом доме не пустили бы на порог.
— Теперь, когда он вернулся, нам приходится прилаживаться друг к другу, — объяснил довольно туманно Дункан.
Взгляд Уэстдейла излучал сочувствие.
— Мы с Питером тоже проходили период кулачных боев. Нелегко иметь младшего брата. Мужчины любят жесткое соперничество, не правда ли? — Он сложил руки на груди. — Но, разумеется, пусть у нас с Питером и были разногласия, между нами такая связь, что я защищал бы его, рискуя собственной жизнью, если бы понадобилось. Если следовать естественному порядку вещей, братьям и сестрам выпадает куда более долгое знакомство с нами, чем родителям, супругам или друзьям.
— Верно, — согласился Дункан, и пустота в его душе эхом отозвалась на ту простую мысль, что они с братом очень далеки друг от друга.
Он любил Финна, если можно назвать любовью страстное желание глубокой взаимной привязанности к человеку. Но единственным человеком в этом мире, насколько было известно Дункану, который искренне его любил, был Джо.
Стоит ли удивляться тому, что он никогда его не бросит?
В передней зацокали каблучки, послышались женские голоса, взбудораженные прогулкой по магазинам.
— Я уже обожаю эту ленточку и так рада, что ты нашла ее для меня!
Кажется, это леди Дженис.
— Мама, давай заведем обезьянку!
Несомненно, это Синтия.
— Ах, Боже мой, я забыла купить носовые платки. Какая я рассеянная!
При звуках этого голоса он напряг слух. Леди Марша. Забавно — обыденные заявления звучат в ее устах просто завораживающе.
— Бербанк, прошу вас, распорядитесь подать чай. Мы выпьем его в розовой гостиной. — Голос леди Брэди был ровный и безмятежный.
Дункан и лорд Уэстдейл обменялись улыбками.
— Если рассуждать разумно, лучше уйти сейчас, пока они снимают накидки в передней, — заметил Уэстдейл. — Я выпущу вас через кухню. Иначе просидите у нас еще час. Мама будет настаивать, чтобы вы остались к чаю в ее гостиной. С друзьями нашей семьи она не особенно церемонится.
О Господи, он считается другом этой семьи!