Имя нам - легион - читать онлайн книгу. Автор: Александр Сивинских cтр.№ 26

Наконец он торжествующе взревел и нырнул куда-то вниз. Я из последних сил ускорился, колотя ободранными локтями и коленями по скользкому камню, и оказался у выхода из осточертевшего тоннеля.

Предо мною простиралась довольно широкая полость, дальний край которой терялся в зеленоватом мерцании, рожденном системой ночного видения. Я идиотски хихикнул и вывалился кулем на простор – через десятисантиметровый уступ, которым оканчивался лаз.

Вскочив и жизнерадостно показав некоему невидимому недоброжелателю выставленный средний палец, я подошел к вглядывающемуся в даль светлую Генрику. От избытка чувств хлопнул его по гулкой спине и с радостной озабоченностью спросил, нет ли у него желания вернуться, чтобы попресмыкаться еще?

Генрик, однако, моей щенячьей радости не понял и приказал немедленно заткнуться. Я заткнулся, но решил отыграться при первой же возможности. Он тем временем закончил рекогносцировку, удовлетворился ею, по-видимому, и все так же молча двинулся вперед.

Я напоследок обернулся.

Узкая дыра лаза напоминала нечто непристойное.

Крякнув неодобрительно, я побежал догонять товарища.

* * *

Полость медленно, но постоянно расширялась. Генрик дернул меня за рукав:

– Слушай, Капрал, тебе не кажется, что мы шагаем внутри здоровенной бутылки? Глянь, какие стены ровные и гладкие, з-заразы, аж жуть!

Мне казалось, и я согласно закивал. Бутылка не бутылка, но что-то вроде того. Штоф, скажем. Я мрачно продекламировал:

– Попал в бутылку таракан. А вылезти не смог. От злости бедный таракан в бутылке занемог. Он сдох в начале января, прижав усы к затылку. Кто часто сердится, тот зря не должен лезть в бутылку!

Генрик пригладил свои флибустьерские усы и обиженно сказал:

– Сам ты таракан! И когда здесь январь – тоже неизвестно. Нескоро еще, судя по растительности.

– После этих слов командира в мрачном подземелье снова повисла тягостная тишина, нарушаемая лишь отзвуком шагов да шуршанием чьих-то невидимых крыльев, – прошептал я с подвываниями. – И невдомек было отважным разведчикам, что по их следу спешат уже неутомимые гончие смерти.

– Что это ты несешь? – удивился Генрик. – От темноты крыша поехала?

– От нее, Гена, проклятой, а паче того от тишины. Ты, я помню, раньше был не в пример разговорчивей.

– Мы что, на посиделках с тобой? О чем говорить-то?

– О-о! Меня, Гена, занимает сейчас множество вопросов – как глобального характера, так и попроще. Найти бы того, кто ответит хоть на главные…

– О смысле жизни, что ли?

– Да нет, – сказал я. – И поважнее найдутся.

– Ну?! Какие же?

– Почему Бородач? – хлынуло из глубины души наболевшее. – Почему этого твоего черта лысого, ефрейтора этого твоего адольфоподобного, зовут Бородачом? Он же, гад, до синевы бреется.

– Ах вот оно что! – расхохотался Генрик. – Как же, причина есть. Слушай, коли интересно. Бородач… Он был крутым байкером, Бородач наш. И была у него борода по пояс, заплетенная в две тугие косы, и был чумовой навороченный байк, собственноручно собранный из трофейного, времен Великой Отечественной, мотоцикла BMW и движка от горбатого Запорожца. История его стара как мир: не поделил женщину с еще более крутым парнем. Бородач, желая расставить все точки, вызвал парня на дуэль. Грохнул. Сообщество байкеров результата дуэли не признало; вернее не признало основания для ее проведения: телка была левой. Из-за такой мочить своего – тяжкий грех. Бородачу объявили вендетту. Вендетта получилась односторонней: Бородач убил еще троих, а перекалечил – без счета. Заглянувшие к нему вербовщики Легиона застали его за увлекательным занятием: он мастерил жилет из тротила – собирался подорваться вместе с мотоциклом и большой партией бывших приятелей. По прибытии в Легион бороду он уничтожал с изощренным мазохизмом: убив хонсака, отрезал по сантиметру от одной из кос – в шахматном порядке. Остатки сбрил лишь тогда, когда заплетать стало больше нечего. А кличка прижилась.

– Еще одна! – возликовал я, останавливаясь. – Гена, ты понимаешь: еще одна девушка! Ну, блин, Братишки дают! Всех одинаково подловили. А ты говорил не может быть.

– Совпадение, наверное… – Он помялся. (Я скалил зубы и с вызовом смотрел ему в лицо.) – Самому тошно от таких мыслей, хоть ты не береди душу.

– И станет легче, – подытожил я. – Экий ты у нас, Гена, страус. Головку спрятал – проблемы исчезли. Ловко!

Он бешено завращал глазами.

– То я таракан, то страус, кем еще назовешь? Обезьяной? – Он грохнул кулаком по ребрам и взревел: – Слушать меня, бандерлоги! Бе-е-егом марш! – И первый затопал во все нарастающем темпе.

Я бросился вдогонку.

С километр мы напряженно держали максимальную скорость, заглушая грохотом башмаков тонкий голосок сомнения. Штоф был поистине исполинским, до потолка теперь не допрыгнул бы и Бубка со своим шестом, а донышко все не появлялось. Хотелось надеяться, что мы путешествовали все же не по бутылке Клейна.

– Привал, – выдохнул наконец Генрик.

Я повалился на пол, закинув ноги на поставленный торчком мешок с палаткой. Гена медленно ходил взад-вперед, восстанавливая дыхание. Потом остановился подле меня.

– Боец, слушай мой приказ! Приказываю выставить вокруг лагеря боевое охранение. Распорядок дежурства такой: первая смена – рядовой Капралов. Вторая смена – рядовой Капралов. Третья – сержант Саркисян… Разговорчики! – гаркнул он, видя, что я собираюсь возмутиться.

Я отправился в охранение, а он занял мое место рядом с мешком и закрыл глаза.

Поскольку трасса, подлежащая патрулированию, оговорена не была, я решил, что командир полагается на собственную мою разумную инициативу. Руководствуясь ею, я и тропил дозор: тридцать шагов вдоль стены в одну сторону, поворот через левое плечо, шесть-восемь шагов прямо, новый поворот и возвращение к лагерю вдоль другой стены. Минуя безмятежно отдыхающего Саркисяна, я демонстративно поглядывал на часы, громогласно вздыхал и… и шагал мимо, – Генка глаз не открывал, прикидываясь, что страданий моих не замечает. Я, стеная и проклиная судьбу бесправного солдата, отпечатывал добросовестно тридцать шагов в другую сторону и возвращался.

Когда, по моим часам, две смены уже прошли и я с чистой совестью и сознанием честно выполненного долга вернулся в лагерь, он крепко спал, негодяй. Небритое его лицо искажала обиженная гримаса, и мне стало его жаль. Я засвистел мотивчик про пулю-дуру и двинул дежурить дальше.

Прошло еще полчаса. Лицо моего сурового командира разгладилось, и он сладко посапывал. Я ухватился за ремень его карабина и легонько потянул. Подействовало безотказно – Генка вскочил и принялся грозно водить стволом Дракона из стороны в сторону. Не обнаружив искомых противников, вопросительно и недовольно уставился на меня.

– Прости, начальник, но по-другому тебя ведь не разбудишь, – сказал я. – Рапортую: за время несения службы никаких происшествий не случилось! Так что поблагодари бойца за безукоризненно выполненный долг и пожелай ему долгого сна и нескорого приятного пробуждения.