Урман - читать онлайн книгу. Автор: Федор Чешко cтр.№ 38

Когда Мечнику удалось наконец подняться на тын, оказалось, что возле причальных мостков многое успело перемениться.

Приезжие зажгли еще три костра. Костры эти горели ярким высоким пламенем (куда там первому чахлому костерку!), причем горели они не рядом со станом гостей, а на изрядном отлете. Стан тонул в потемках; подобраться же к челну или к шатру, минуя полосу света, можно было разве что вплавь. Вот так-то. Либо потихоньку разбирают да жгут причальные мостки (вряд ли — это уж было бы чересчур), либо пустили в костры весла и части челна (тем более вряд ли), либо…

Либо привезли с собою запас дров.

Собираясь в гости, заранее знали, что поссорятся с хозяевами?

Или при любом исходе не хотели ночевать в граде?

Что этак, что так — одно и то же.

Костры приезжих горели всю ночь. И всю ночь то возле огня, то на мостках, то у самой воды мелькал их охранник — при копье, в железном шлеме и кудлатом меховом плаще.

Мечник не понял, один ли страж всю ночь пробродил вокруг стана гостей, или Волковы дружинники сменяли друг друга. Зато в краткие мгновенья, когда норовивший держаться в темноте охранник вынужден был все-таки подходить к кострам (поправлять да подбрасывать дрова), Кудеслав сумел разглядеть более важные вещи.

Шлем у стража был с наглазниками, наушниками и назатыльником. А один раз, когда охоронник нагнулся к огню, между раздвинувшимися полами плаща блеснула его рука, от плеча до запястья одетая плетением железных колец.

И у хазар, и у драчливых урманов даже среди опытнейших дружинников подобные шлемы и длиннорукавые кольчуги — редкость. Так что же, «старейшина над старейшинами всех вятичских родов» снаряжает своих ратников лучше, чем хазарский каган да скандийские ярлы? Или эти вот челновые не просто дружинники, а отборнейшие из отборнейших? Вторая догадка больше похожа на правду.

Значит, получается так: гости не верят общине и загодя готовились к худшему.

Стало быть, и община верить им не должна.

Когда оксамитовая чернота ночного неба подернулась предрассветной бледностью, настил градского частокола вдруг зашелся пронзительным жалобным скрипом. Кое-кто из общинной сторожи, приладившейся было вздремнуть (чего ж всем-то мучиться — Кудеслав небось поднимет, ежели что!..), едва не свалился с заходившего ходуном трухлявого жердяного плетения. Мечник, безотрывно следивший за стоянкой приезжих, отвалился от зубчатой верхушки тына и мимо воли схватился за оружие. Нет, клинок он все-таки не оголил, опомнился: если бы это и впрямь было нападение Волковых дружинников, то единственное, что удалось бы расслышать, — хруст собственной гортани под острием чьего-то ножа.

Оглянувшись и увидав поблизости смутно белеющую впотьмах огромную кряжистую фигуру, Кудеслав про себя нехорошо помянул Белоконя — спал бы себе, так нет же, неймется ему…

«Про себя» не помогло. С обычной своей доброжелательностью (бывало, впрочем, что от этой доброжелательности хоть в землю зарывайся, хоть подранком кричи) волхв сказал негромко:

— Ну, будет тебе! Чем костерить безответного да немощного старика, лучше на себя погляди! Хороша же у здешнего рода-племени охорона! А ежели б не я, да не этаким медведем — ежели бы вороги подобрались?

— Тоже мне выискался безответный да немощный! — буркнул Кудеслав. — Кобылу без приступки… Зерно без песта да ступки… Знаешь такую поговорку? Еще б не знал — про тебя ведь.

Несколько мгновений волхв молчал, размышляя, потом признался:

— Я про кобылу не понял.

— Не понял? — изумился Кудеслав. — Удивительно. Какой же ты после этого Бело—КОНЬ?

— Благодарствую, теперь уразумел. Уразумел, что кой-кто здесь напрашивается на затрещину. Уж не ты ли? — Хранильник медленно придвинулся к Мечнику, засучивая правый рукав.

— Вот, теперь вижу, что впрямь ты безответный. Только немощность свою на мне не испытывай — очень уж еще пожить хочется.

— Тьфу на тебя! — Волхв отвернулся и принялся с нарочитым вниманием разглядывать трепетную световую изгородь вокруг походного стана гостей.

Тем временем мужики-охоронники (кроме двоих, успевших заснуть по-настоящему) предпочли убраться. Все-таки неправильно, когда неженатый, успевший дожить лишь до средины четвертого десятка, этак вот на равной ноге с премудрым, всеми почитаемым старцем. И старец тоже хорош: ему бы прирявкнуть, а он… В общем, ну их обоих.

Кудеслав искоса поглядывал на волхва: уж не обиделся ли в самом-то деле? По лицу судить, так вроде бы нет; да только Белоконь лицу своему хозяин…

— Что до охороны, — Мечник сглотнул слюну, неслышно переступил по шатким жердям, — эти, Волковы, себя-то кострами обезопасили, а только им ведь и самим незаметно за костры не выбраться. Вот я и следил: не мелькнет ли?

— А ежели они вплавь? — спросил хранильник. Кудеслав пожал плечами:

— Могут, конечно… Только не просто это: вода-то еще холодна; опять же, в железе не поплывешь, а голыми биться ввосьмером против целого рода даже они вряд ли посмеют. Значит, брони вздевать уже на берегу придется, а за этаким занятием легче легкого нашуметь, выдать себя…

Он примолк, потом заговорил увереннее:

— Вообще-то сдается мне, что они покуда не помышляют затевать драку. Иначе бы не явились таким малым числом.

— Малым? — Белоконь хмыкнул. — А ежели к этим восьмерым в подмогу дать еще четыре десятка — тоже будет мало?

— Четыре десятка воев, хоть вполовину таких, как эти, нам не осилить, — медленно сказал Кудеслав.

Белоконь покосился на него и.опять хмыкнул.

— Так вот: с Волком да этим… Толстым в род Грозы пришли пять десятков ратных, — мрачно сказал хранильник. — Еще зимой, по крепкому суходольному пути. Пришли не просто гостеваний ради, а чтобы звать под руку «старейшины над старейшинами». Звали-то вроде добром, но намекнули: у Волкова родителя ратный счет на пяти десятках не кончается. А хоть бы и кончался — с вас, мол, и вот этих хватит. Созвал Гроза сход, погомонили его родовичи, поплескали в языки, и… И. Десница-то железная перед глазами, так чего ж нарываться, ежели она покуда не бьет, а вроде бы гладит? Теперь Гроза приехал пособлять нас уламывать.

— Что ж Волк к нам всех своих с собою не взял? — тихо спросил Кудеслав.

Волхв пожал плечами:

— А может, и взял. Может, они где-нибудь ниже по течению на берег сошли, а вот аккурат об этой поре готовы приступать к вашему граду…

— Что ж ты раньше-то?! — Мечников взгляд затравленно метнулся по градским кровлям, по черноте ближней лесной опушки…

Хранильник коснулся Кудеславова плеча:

— Да не дергайся ты, я ж сказал: «может». Сдается мне, будто настоящая голова над посланными не Волк, а Толстой. И эта самая голова наверняка понимает, что ваша община особая, отлетная, крайняя. Вашим мужикам опасно кулак показывать: могут, конечно, и убояться, как Грозовы родовичи, но могут и зубами в него вцепиться. А примучивать силой свой же корень-язык «старейшине над старейшинами» покуда нельзя — слаба еще его власть, она еще не вошла в привычку. Глядишь, и те, кто уже стал под его руку, могут разбежаться, коль с этой руки закапает красное. Опять же, если каждый град ломить под себя оружною силой, так и править-то некем будет… Да и из общины Грозы нельзя уводить дружину. Вятской мужик забывчив: пока острастка перед глазами — боится; уберешь острастку-то — как бы не передумал!