Когда вырастают дети - читать онлайн книгу. Автор: Ариадна Борисова cтр.№ 13

К приходу родителей батареи все так же едва фурычили. Женя уговаривала себя не нервничать, верить и ждать, ибо сказано: смирение – добродетель великая. Поддерживать добродетель на высоте некоторое время помогали уроки, и Юля Кислицына отправила в письме файл с веселой классификацией.

Сестра Юли действительно хорошо разбиралась в возрастных особенностях противоположного пола. Папа наглядно демонстрировал поведение мужчин от 40 до 50 – «лаки для ногтей: стойки только на крепкой основе, предохраняются от домашних дел, требуют ухода». Вполне здоровый, он валялся на диване и кутал горло пуховой шалью. Мама, деликатно покашливая в медицинскую маску, бегала на полусогнутых в кухню и обратно. Носилась с подносом, уставленным паровыми котлетками, протертым творогом… горячим чаем, поджаренными хлебцами… печеньем, малиновым вареньем… Приподнимаясь со стонами, папа с аппетитом ел, пил и возмущался профессиональной черствостью врачей. Мама глуховатыми короткими междометиями с французским прононсом разделяла папино негодование.

– К ЛОРу толпа, будто перед Мавзолеем! Куда только наши налоги уходят?

– Да… уж, – как Папанов-Воробьянинов, невнятно откликалась мама.

– …я ему как человеку объясняю: «Вы понимаете – репетиция премьеры, без меня не начнут!» А этот талдычит: «В общую очередь!» В общую! Представляешь?!

Мама сочувственно кивала. Папа, по своему обыкновению, драматизировал личную ситуацию. Женя всякий раз удивлялась его способности извлекать массу художественных переживаний из ничтожного пациентского опыта. В отличие от мамы папа исключительно редко болел.

Жаль, что лежачих не бьют. Тем более пап.

Добродетель Жениного терпения вознаградилась после передачи «Спокойной ночи, малыши». Владимир Алексеевич сдержал слово: батареи медленно налились теплом. Язык чесался рассказать родителям об авторстве улучшения погоды в доме, но прикусился сам собой. Папа снял с шеи шаль, мама к нему приблизилась, а он шарахнулся от нее, замахал руками:

– Не подходи… не подходи к моему горлу!

Как будто в пику Шекспиру репетировал версию вздорной Дездемоны. Женя увидела дождь в маминых глазах, увидела папину пасмурную спину, и в душе ее забушевала гроза. Забил ливень с градом, загрохотал гром! Держать молча буйную стихию в себе не было никакой возможности. Женя нырнула в кровать, не раздеваясь, и выплеснула грозу в подушку.

Наверное, ураганы, смерчи, циклоны – все атмосферные бедствия – происходят от скопившихся в воздухе туч обид и огорчений. От оставленных любовей. Люди говорят о любви «ушла, умерла». Сваливают неприятности на чувство, чтобы не брать вину на себя. В действительности же любовь не может ни уйти, ни умереть. Это человек уходит вперед и не замечает, что оставил ее позади. Он меняется. Вчера ему нравился футбол, сегодня – балет, завтра он предпочтет сидеть на лавочке. Папа давно ушел от любви, мама превратила любовь в обязанность. Один стал как фонарик, в котором вот-вот откажут батарейки, вторая – лампочкой в сто ватт…

Вернуть папе с мамой тепло любви не в силах даже такой волшебник, как начальник ЖКХ (дед) – Морозов. Чудес не бывает. Чудеса остались там, где Женя их покинула, когда ушла вперед, – в детстве.

Шелковникова пришла последней. Вся в светлом: белые шапка и шарф, млечно-белое пальто. Наверное, Санька слишком долго смотрел, как ее фигурка, словно переводная картинка, проступает в глубине елового перелеска, потому что Леха сказал:

– Сдулся заяц.

И Санька отмер под понятливым Мишкиным взором. Мишка тоже хорошо помнил резинового зайца.

– Ку, – поздоровался Леха за всех. – Мы тут успели обсудить Юлино подражание Чехову.

– Извините, – пробормотала Шелковникова простуженным голосом, – я, кажется, немножко приболела.

– Болей в каникулы, а то спектаклю кранты, – грубовато бросила Надя. Ей, видимо, не понравилось, что Шелковникова выглядит Снегурочкой.

Сугробы обложили заброшенное здание плотно, как баррикады. В рамах разбитых окон резвились непуганые воробьи. Хозяйственный Мишка обнаружил у гаражей лопату и расчистил подход к крыльцу. Мощным рывком отодрал створку примерзшей к порогу двери:

– Добро пожаловать!

От камня серых стен веяло стужей. Кое-где на подметенном кем-то полу белели снежные гребни.

– Говорят, это Дворец молодежи. В советские времена строили. Уже название дали – «Юность», но началась перестройка Горбачева, и «Юность» загнулась. Потом хотели ресторан здесь открыть – тоже не вышло.

Отец Мишки строитель, отсюда и познания.

– Если дом никому не принадлежит, почему бы не попросить взрослых его достроить? – воодушевилась Юлька. – Клуб «Юность», кстати, есть при колледже искусств, а в нашем районе для нас вообще ничего нет. Как мы назовем свой дворец?

– Давайте как Надю – «Надежда», – Лехины щеки яблочно заблестели. («Сам небось тоже сдулся», – ухмыльнулся Санька.)

– Может, еще «Вера и Любовь»? – фыркнула Юлька.

Раскинув руки и задумчиво глядя в сумрачный потолок, Надя прошлась по теоретическому фойе.

– Вот этот долгострой – наша надежда? Это наша вера… любовь?

– Пусть будет Дворец Нового года, – сказал Мишка. – Тем более рядом парк Новогодний.

– Лучше Дворец нового времени имени Пушкина.

– Здравствуй, время младое, незнакомое!..

– Когда я был маленьким, брат в Новый год взял из подарков все шоколадки и построил мне шоколадный дворец. Я представлял, будто дворец огромный. Гуляешь по нему и выколупываешь из стен орехи, откусываешь от дверей и колонн, а на потолке, где не достать, шоколад самый вкусный…

– В таких шоколадно-пряничных домах живут ведьмы, – перебила Мишкин детский лепет неромантичная Юлька.

– Папа говорил, что Новый год в его детстве пах мандаринами, – вспомнила Надя.

– Жаль, что искусственные елки не пахнут хвоей, – вздохнула Шелковникова.

– А снег пахнет арбузом! – Санька кинул в нее снежком.

– Да здравствует наш Новый год, самый новогодний год в мире! – принялся дурачиться Леха и тоже швырнул снежок.

Сразу стало шумно, гулко, голоса в каменных просторах отдавались веселым эхом, и никто не услышал, как на крыльце заскрипел снег. Дверь распахнулась. В проеме возникла толстая тетка с большой клетчатой сумкой и, выпучив глаза, закричала:

– Это кто тут орет? Это вы орете? Что вы тут делаете? Пиво пьете, наркотиками ширяетесь? Раз дверь незапертая, думаете, некому дом сторожить?

– Ведьма пришла, – хохотнул Леха.

«Ведьма» близоруко сощурилась – в помещении после дневного света всегда темновато.

– Кто? Что?! И девки тут! Счас ментов позову!

Санька выступил вперед:

– Тише, тише… Ничего плохого здесь не происходит.