Рожден быть опасным - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Самохин cтр.№ 44

— Ладно. Уговорил.

Я поднялся с дивана и доплелся до ТЭФ-холодильника. Выбрав в меню две бутылки темного «Гессера», я отправил заказ и, открыв дверцу, обнаружил заиндевевшие бутылки в верхнем секторе. Подхватив холодное пиво, я вернулся в зал, откуда доносились слова новостной ленты.

Я сел возле Крысобоя и протянул ему пиво. Свинтив крышку, я сделал глубокий глоток.

— Сегодня в восемь часов вечера по Гринвичу… — На плазменной панели возникло лицо моложавого мужчины, сошедшего с полотен Магритта, — в городах Дублин, Неаполь и Москва произошли террористические акты. Разрушены около сорока зданий в каждом городе. Общее число жертв сводится к двум тысячам человек. Террористические акты были произведены через ТЭФ-магазины, которые захватили террористы. Единовременно по разным адресам, загруженным в клиентскую базу магазинов, были разосланы активированные взрывные устройства. Террористы в ходе антитеррористической операции были уничтожены. Ответственность за взрывы взяла на себя исламская радикальная группа «Первоземельцы».

— Не хило, — прокомментировал услышанное Крысобой. — Этих «первоземельцев» всех надо в вакуум. Сволочи!

— Внимание! — лицо диктора приобрело бледные оттенки, а взгляд наполнился ужасом. — Только что поступило сообщение, что здание Всемирной Библиотеки, где проходил Всепланетарный Конгресс Писателей-Фантастов, захвачено террористами, причисляемыми к радикальной исламской группе «Первоземельцы». Среди заложников находится весь литературный цвет современного общества.

На плазменной панели стали раскладываться фотографии, словно карты в пасьянсе.

— На ВКПФ слетелись писатели со всей Земли и планет Земной Федерации. В заложниках оказались…

Диктор зачитывал фамилии известных писателей, будто озвучивал приговор. С каменным лицом и траурным голосом.

— …также среди заложников оказался Академик Литературы и Фантастики, прижизненный классик, Болеслав Сарматский.

— Сын! — на одном выдохе изрек Крысобой, нагнулся ближе к экрану и впился взглядом в пасьянс из фотографий.

— Кто сын? Сарматский? Чей? — не понял я.

— Нет. Не Сарматский. Шоммер.

Крысобой ткнул толстым пальцем в фотографию мужчины средних лет в правом верхнем углу панели.

— Исайя Шоммер. Мой сын там. Среди заложников…

— Я должен быть там.

Крысобой ребром ладони отбил горлышко бутылки. Поползла пена. Он припал к рваному краю и, утолив жажду, продолжил:

— Я обязан быть там. Где мой сын. Там. С ним.

— Что это тебе даст? — осторожно возразил я. — Тебя не допустят в здание. Тебя не допустят к участию в операции… Зачем?

— Я должен!

Крысобой вскочил, выключил плазменную панель и перепрыгнул через диван.

— Ты пойми, Русс, я был все эти годы далек от сына, но хотел быть с ним. Я не мог. У меня есть шанс. Если я не сумею помочь, то хотя бы поприсутствую. Буду рядом.

— И в это время Ренату убьют? — выдал я свой контраргумент.

— Или убьют моего сына?! — прокричал Марк.

— Хорошая дилемма, — я закрыл глаза. — На одной чаше весов твой сын, на другой Рената. Ты жертвуешь Ренатой.

— Жертвую. Твою мать! Жертвую! А как бы ты поступил на моем месте?!

— Не порол бы горячку!

Я смерил Марка суровым беспощадным взглядом.

— Вот что бы я сделал на твоем месте. Не порол бы горячку. Там лучшие… — я усмехнулся, — почти самые лучшие специалисты по силовым операциям. Они справятся и без твоего присутствия.

— Ты думаешь, брат, я этого не понимаю.

Крысобой обмяк и неловко опустился на пол.

— Я все отлично понимаю. Но я жил с мыслью о сыне, знал, что он жив, и мне было хорошо. Теперь же, когда я убедился в том, что он близок к гибели, я не могу оставаться вдалеке.

— Давай лучше помозгуем, что мы сможем сделать, — предложил я.

— А что сможем? Что сможем?.. Ни хрена не сможем. Это тебе не шоу и не вольная охота.

— Какой-то ты пессимист, — заметил я, припадая к бутылке пива.

— Знаешь, оптимист тот, кто считает, что жизнь прекрасна, а пессимист опасается, что так оно и есть, — изрек Крысобой.

— Оригинальная мысль, — оценил я.

— Только не моя. Ее еще лет триста назад сочинили.

— А если мы вот так сделаем… — размышлял я. — Во-первых, нужно дождаться утра. Утром потолкуем с Гоевином, узнаем, что нового. Нашли ли Музыкантскую. Если да, то, соответственно, у нас и руки свободны. Если нет, то… надо с Себастьяном договориться, чтобы поиски продолжались, а мы пока съездим в Библиотеку, узнаем, как там дела обстоят. Кстати, а где эта Библиотека находится?

— Не знаю. Через поисковик выясним, — рассеянно ответил Крысобой. — Только что это нам даст. Бандюков все равно не порешить.

— Погоди, еще не вечер, — едва слышно сказал я.

Я видел только один выход, при котором меня и Марка могли задействовать в антитеррористической операции, но душа протестовала против этого шага. Чтобы освободить здание Всемирной Библиотеки, мне нужно воскреснуть, признать себя живым и выйти на контакт со спецслужбами, но для меня это означало гибель. Вряд ли спецслужбы выпустят меня целым и невредимым из ловушки, в которую я сунусь сам. А вся моя сущность протестовала против такого способа самоубийства.

Я теперь понимал, что это такое — оказаться привязанным к двум лошадям, которые рвут тебя в разные стороны.

— Марк, я должен кое-что рассказать тебе, — решился я. — Признаться, так сказать.

Крысобой, казалось, не обращал на меня внимания, но я чувствовал, что он внимательно впитывает каждое слово, которое я произношу.

— Я могу помочь тебе спасти сына.

— Как?

— Я единственный, кто способен тебе помочь. Ты что-нибудь слышал про Идеалов?

— Нет. Практически ничего, — Крысобой внимательно посмотрел на меня. — Только то, что несколько месяцев назад был заказ на некоего абсолютного убийцу. Кодовое имя — Идеал.

— Это я.

Крысобой встретил мой суровый взгляд и выдержал его.

— Только не убийца я. А абсолютный солдат, вышедший из-под ножа генного хирурга.

Я, не вдаваясь в подробности, открылся Крысобою. Изложил всю свою историю. Все, что помнил, все и рассказал, добавив к фактам свои ощущения и предположения.

Крысобой молчал.

Долго.

Потом сказал:

— Я догадывался. Помнишь, когда ты пришел за моей жизнью, я попытался тебя убить. Я не сумел. Я не мог тебе ничего противопоставить. Ты был волен меня убить, и я не смог бы защитить себя. Но чем ты способен помочь?