Я люблю время - читать онлайн книгу. Автор: О'Санчес cтр.№ 26

Мой визави тоже сидел причумевши, я заметил. И тоже вроде бы как девушку на возможности «проверил»… Короче, ставлю пять против одного, что и не он морок с нее снимал. Ставлю – да принимать некому, а так бы я заграбастал куш. Вернее, не он лично. Я с огромным трудом переборол себя, чтобы не пощупать «мальчишечку» на количество крутизны, однако удержался и воздержался. Все должно быть честно, пока мне это выгодно. А что может быть выгоднее интриги и приключения с непредсказуемым финалом и запутанным сюжетом? Особенно, когда у тебя в дальнем резервном кармане весь набор козырей собран и ждет в походном положении?

Так кто тогда расколдовщик? Кто… или что? Ладно, будем гадать и анализировать пофакторно, растягивая, как это модно говорить в окультуренном за последнюю сотню лет пространстве, интеллектуальное удовольствие.

– Бергамот, чай! Убери это пойло. Как, неужто я и вправду кофе попросил? Вот в этой вот, с позволения сказать, чашке??? Что называется – задумался. Или ты обмануть меня вознамерился, презренный джинн кухни? Шучу, шучу я, действительно задумался, забылся малость. Черный, с сахаром, без «присадок». – Терпеть не могу фруктового привкуса в чае. А когда-то любил все эти ќарсенэ…

Угадает Бергамот, или нет? Угадал, впрочем, как всегда: эту кружку, попавшую во внезапную немилость, убрал, а коричневую, только что «опальную», наполнил, чаек заварной, сахар не в кружке, а рафинадными кусочками на блюдечке. Когда я мыслю очень уж напряженно, я люблю чай вприкуску: кусочком похрумкаю, глоточек сделаю, опять похрумкаю, опять прихлебну… Оно и думается вперед, а не на месте. А лимон? Неужели я не пожелал лимона? Значит, не пожелал, раз его нет.

Эврика. Нашел. Какой же я, все-таки, удалец-мыслитель! Отсеки лишнее – получишь Венеру Милосскую! Решение-то всегда нетрудное, когда найдено! То есть, по основному направлению нынешнего моего бытия-события, по «детективному», я и до сих пор не возьму в толк, как тело Андрюши Ложкина, лишенное всех видов документов и приготовленное всмятку, очутилось на краю Васильевского острова, но и это от меня не уйдет, а вот с мороком, что на Светку навесили – разобрался путем умозаключений во время чаепития: Лента! Она же Магистраль. Это такая магическая субстанция прожорливая, только почуяла – ам! – и дотянулась, слизала наброшенную магию споро и с жадностью. Светку, как непричастную к делам колдовским да волшебным, не тронула, а морок пожрала. Остроумно! Надо четко вспомнить – кто из нас кого подпихнул на этом месте праздновать? Я его, или он меня? Если он меня – значит его извилины быстрее моих и он все заранее понял да спланировал. Если я его… Тогда случайность. Если, конечно, не он меня исподволь направил так, чтобы я его подначил, чтобы мы пошли в то кафе. Люблю драматизировать и в духе Достоевского вить из простых ситуаций закоулки безумных рефлексий… Но редко люблю, а обычно – напротив, терпеть не могу! Будем проще и техничнее в рассуждениях, оставив гадания на кофейной гуще гуманитариям и невеждам.

Он явно бывал в этом кафе раньше. Мне показалось по первичному наблюдению, что и обстановка ему знакома, и девушки из персонала ему улыбались, как своему. Но они и мне так же точно улыбались… Впрочем, и я там бывал когда-то и не один раз, и по без рабочей группы. Занятно… Ладно, предоставим сомнениям отлеживаться в подсознании, а сами предадимся спортивному оздоровительному бегу. У меня часто так: думаю об одном, а подсознание роется совсем в других проблемах, и тут уж кто кого опередит в поиске верных решений…

– Баролон! Ролики.

Ну да, роликовые коньки надеваю, я же в Пустой Питер собрался, там свои порядки и правила, которые я вовсе не собираюсь нарушать, ибо этим миром весьма дорожу. Можно сказать, трясусь над ним, чтобы ничего нигде не повредить, не изменить в его законах и обычаях.

Ролики у меня высший класс, я за ними по всей виртуальной Европе и Америке… Долго искал… Равнинные, как я их для себя называю. Сами колесики крупные, маневренность в них – так себе, надо будет подправить, кстати, сказать об этом Баролону, но зато разгоняются – любо-дорого. На хороших, конечно, ногах и по хорошим дорогам.

Баролон почтительно помогает мне приладить рюкзак на спину, не тот, с которым я на работу хожу, а более объемистый и с двумя лямками, но тоже голубовато-серый, нетуго набитый. Термос с чаем, пара котлет без гарнира, именуемых в местном питерском общепите бифштексами рублеными, трубка от бинокля двадцатикратного, ракетница, сменная обувь… Ночи-то сейчас белые, зачем бы и ракетница, а все же никогда не забываю, беру с собой. Не для дела, просто из хулиганских побуждений, но мог бы и полезный прецедент случиться – подумай я заранее… Помню, однажды в марте, оказался я без ракетницы (само собой, что без ракетницы, мне до этого случая и в голову такая мысль не приходила!) в Удельнинском парке в два часа ночи. Дело, естественно, в Пустом Питере происходило и во времена, когда с электричеством в фонарях было весьма туго. Я проклял (понарошку, без магических последствий) все на свете в ту ночь, реально чуть не взбесился, култыхаясь из сугроба в сугроб, из лужи в лужу, из болота в болото, утеряв всякое представление о времени и местности. Снег – он, может, и белый был на фоне черных деревьев, да только и от него проку ни малейшего: новолуние, хоть глаза выколи, сугробам нечего преломлять и отражать, они только талую воду в себя сосут и становятся для пешехода препятствием не хуже глиняного грязевого болота; а звезды, понятное дело, свету дают еще меньше, чем деревья. И на звук не сориентироваться – тишина абсолютная, почти лунная, если не считать моих бранчливых выкриков. Но уж те-то, думаю, далеко разносились, может быть и до самого Купчино. Последний час я конкретно с собой боролся, унимал дичайшее желание решить все не умом и мускулами, а простым пожеланием выкорчевать все налысо к чертям собачьим! Выбраться-то я выбрался, и даже до рассвета успел, утешив тем самым самолюбие, но и напсиховался как самый простой смертный. Только что пена из ушей не шла. Потеха! Потом я специально, в самовоспитательных целях, восстановил маршрут моих ночных скитаний – ой, позорище: вместо того, чтобы неукоснительно пробиваться в любом, четко выбранном направлении, ориентируясь, хотя бы, по тем же звездам, я как пьяный возле фонаря топтался, хоровод с тенью водил, кренделя выписывал.

Ах, как хорош первый миг погружения в Пустой Питер! Он не столь безмятежно гедонистичен, как нырок в Вековековье, с его запахами, мухами, гомоном, и предвкушением-ощущением того, что попал в сказочный театр для простодушных, не так тревожен и мандражен, как появление в хищном и грозном Древнем Мире, не так романтичен и… Часы забыл, раззява. Что теперь – возвращаться? Возвращаться в начале пути – это, конечно, примета самого дурного свойства и я бы непременно вернулся – да не верю я в приметы. Хы'х, еще бы я – и верил!…

Обойдусь. С чем его сравнить, этот миг? Представьте себе июньское утро на северном полушарии, где-нибудь в районе Квебека, или Калуги, вдали от человеком сотворенного шума, всех этих механических тарантаек, телевизоров, полицейских сирен, детского визжания… Утро, уже рассвело, а солнце пока за горизонтом. И вот выходишь, такой, на крыльцо, подсознательно ожидая, что сейчас тебе будет жарко, как днем, потому что в комнатах жарко, либо что сейчас тебя продерет холодком утренним и ты, весь разморенный и вспотевший, будешь мелко дрожать, зубами постукивать, ежиться, словно презренный какой-нибудь… И что комары начнут садиться на тебя с удалыми привизгами и кусать, и питаться тобой. А ничего этого нет: легчайший ветерок подлетел и окатил тебя… свежестью, трепетными травяными и листочковыми шелестами, наивными запахами леса, воды и неба. И ты шлепаешь, босой, вниз, на землю, которая еще чуть влажная, но вовсе не холодная и не вязкая. Ну… туда-сюда, дань природе в ближайший куст и дальше, шажок да шажок, подальше от дома. Вся гармония природы нарушается только твоим сопением и пыхтением – в наглой попытке вобрать в себя все окрестные излишки кислорода – и… ничем больше не нарушается, потому что ты и сам начинаешь соображать и проникаться, и сливаться, и вести себя соответственно. И как же хреново бывает вдруг встретить в эти счастливейшие минуты какого-нибудь сельхозпролетария, громыхающего своей хлеборобной и иной техникой навстречу трудовым будням, или компанию юных шалопаев после ночной гулянки… Встретишь – и волшебство утра закончилось, и ты уже не богоравный философ, а простой плебейский обыватель, бурдюк с инстинктами и кишками. И тут уже и комары в подмогу прозе мысли, и навоз, и пыль по траве, и радиола в избе. Хотя сейчас радиол и не осталось никаких, но всегда что-то их с успехом заменяет.