Вирикониум - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Джон Харрисон cтр.№ 121

Холст, масло, около одного квадратного фута. Картина именовалась «Дети, возлюбившие Господа, обретают дар плакать розами». Дети, главным образом девочки, танцевали под старым деревом. Безлистные ветви были украшены разноцветными лоскутками. Позади, до самого горизонта, раскинулось поле с кустами утесника, тут же стояло несколько голых молодых березок, весьма изящных. Вдалеке темнели окна и соломенная крыша приземистого домика. Беззаботная сила юных плясуний, которые, двигаясь посолонь, свивали вокруг самой высокой из девочек что-то вроде спирали, являла разительный контраст с неподвижностью последних дней зимы, колючего прозрачного воздуха и лучей низкого солнца. Мальчиком Крому часто доводилось видеть подобные пляски, хотя ему никогда не разрешали принимать в них участие. Он помнил бесшумные тени, скользящие по траве, торжественное пение, розовые и зеленые краски неба. Как только спираль свернется так, что туже некуда, танцовщицы начнут наступать друг другу на ноги, смеясь и взвизгивая — или, затянув другой напев, запрыгают под деревом, пока одна не закричит:

— Тряпичный узел!

Возможно, Одсли Кинг права — картина действительно слащава. Но Кром, которому в каждом углу виделся ягненок, никогда этого не замечал. И когда она пришла, как обещала — женщина с головой насекомого, — он сидел, уставившись на картину, в трапеции лунного света, перечеркнувшего его кровать. Он сидел так тихо и неподвижно, что напоминал портрет на собственной могиле. Женщина остановилась в дверном проеме; наверно, она решила, что он умер и ускользнул от нее.

— Я не могу встать, — произнес Кром.

Маска слабо поблескивала. Он слышал доносящееся из-под нее дыхание — или это только казалось? Прежде чем он смог определиться, на лестнице за спиной у женщины что-то зашуршало, и она отвернулась, чтобы сказать… он толком не разобрал, но, кажется, она сказала: «пока не входи».

— Эти ремни такие старые, — объяснил он. — Мой отец…

— Хорошо, тогда давай сюда, — нетерпеливо произнесла она, обращаясь к тому, кто был снаружи. — А теперь ступай.

И захлопнула дверь. На лестнице послышались шаги-, кто-то спускался. На Монруж стояла такая тишина, что можно было ясно услышать, как человек минует пролет за пролетом, как шаркает в пыли на площадке, спотыкается о задравшийся линолеум. Входная дверь распахнулась и хлопнула. Женщина ждала, прислонившись к дверному косяку, пока шаги не стихли на пустых тротуарах, удаляясь в сторону Мюннеда и переулка Соляной подати. Потом сказала:

— Я должна тебя развязать.

Но вместо этого она подошла к изножию кровати Крома и села к нему спиной, задумчиво глядя на девушек, танцующих у куста бузины.

— Тебе хватило ума найти эту вещь, — она снова встала, не сводя глаз с картины, и сделала вид, что не услышала, когда он сказал:

— Она была в другой комнате, когда я приехал.

— Подозреваю, тебе кто-то помог. Ладно, не важно… — внезапно в ее голосе зазвучала требовательность: — Неужели тебе здесь нравится? Здесь, среди крыс? Что заставляет тебя жить здесь?

Кром был озадачен.

— Не знаю.

Издали донесся крик — долгий, похожий на выдох. Римские свечи одна за другой взмывали в ночь на востоке и взрывались почти в зените, и крыши Монруж, покрытые осыпающейся черепицей, превращались в угловатые черные силуэты. Свет хлынул в комнату, откатился обратно за стул, скользнул по пузатому эмалированному кувшину, высвечивая то там, то здесь книгу, коробку, сломанный карандаш, делая их очертания безжалостно рельефными. Желтые или золотые, рубиновые, зеленовато-белесые — с каждой новой вспышкой углы комнаты казались все более неправильными.

— Арена! — воскликнула женщина с головой насекомого. — Сегодня вечером они рано начали.

Она рассмеялась и захлопала в ладоши. Кром недоуменно уставился на нее.

— Арена будет залита светом, на ней будут кувыркаться клоуны! — И она быстро расстегнула ремни.

— Смотри!

У побеленной стены, возле двери, стоял длинный сверток, кое-как стянутый шнуром. Сквозь оберточную бумагу проступило что-то похожее на жир — похоже, там была рыба. Когда женщина повернулась, Кром как раз сел на край кровати, опершись локтями на колени, и растирал лицо. Но она уже торжественно шла к нему, неся сверток на вытянутых руках, ее тень то возникала, то исчезала во вспышках света.

— Я хочу, чтобы ты увидел и понял, что мы намерены тебе передать.

Когда фейерверк наконец прекратился, из бумаги появились белые керамические ножны, очень древние. Они были около двух футов длиной и явно пролежали в земле в течение долгого времени, отчего пожелтели до цвета слоновой кости и покрылись сетью тонких линий, точно старая фаянсовая раковина. Химикалии, сочащиеся сквозь почву Великой Бурой пустоши, оставили несколько тусклых голубоватых пятен. Оружие, которое находилось в ножнах, имело рукоятку из того же материала — хотя со времен изготовления она заметно потемнела, — и на стыке выделилось немного зеленоватого вещества, похожего на желе, которого женщина с головой насекомого боялась касаться. Она опустилась на колени у ног Крома, ссутулилась, потом медленно потянула за рукоятку.

Комнату мгновенно наполнил запах — густой и затхлый, запах отсыревшего пепла в мусорном ящике. Бледные овальные пятнышки света — одни размером с березовый лист, другие едва различимые — поплыли к потолку. Они собирались в углах и не рассеивались. Светящийся клинок, вяло гудя, оставлял в темноте тусклый фиолетовый след, когда женщина с головой насекомого медленно покачивала им перед собой вправо и влево. Казалось, она заворожена этим зрелищем. Вероятно, клинок разделил судьбу большинства подобных предметов: его откопали в какой-нибудь яме, и он попал в город благодаря Королям-Аналептикам, но когда — никому не известно.

Кром забрался с ногами на кровать.

— Мне это не нужно.

— Бери!

— Нет.

— Ты не понимаешь. Она решила дать городу другое имя!

— Меня это не волнует.

— Возьми. Просто потрогай. Теперь это твое.

— Нет!

— Очень хорошо, — спокойно произнесла женщина. — Но не думай, что картина снова тебе поможет.

И швырнула холст на кровать.

— Взгляни на нее, — она засмеялась, и в ее смехе звучало отвращение. — «Дети, возлюбившие Господа!» И ради этого он дважды в неделю караулил их у прачечных?

Сцена почти не изменилась, остался и тающий вечерний свет, но теперь девочки танцевали в каком-то саду возле дома. Они казались заторможенными и неуклюжими, словно лишь изображали радость, которая их прежде переполняла. Карниз дома был выкрашен землисто-серой краской. На девочек отбрасывала тень «бредога», которую кто-то высунул из слухового окна под самой стрехой — убогая вещица, какие делают в Квошмосте и Срединных землях. Вычищенный конский череп лакируют, вставляют глаза из бутылочного стекла, снабжают креповыми ремнями и водружают на шест, который укутывают обычной простыней. Впрочем, эта была изготовлена из черепа ягненка и как будто шевелилась под взглядом Крома.