Цена короны - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Гамаюн, Татьяна Серебряная cтр.№ 74

— Те, кто боятся Тьмы, не смеют туда заглянуть, не могут знать, что там, за гранью. Они придумывают красивые сказки о рае для праведников и преисподней для грешников и помещают в один тех, кого считают своими друзьями, а в другой — тех, кто им неугоден. Для них… Да, для них смерть существует. Для них с ней все кончается. Потому что они верят в это. Сколько бы они не твердили тебе, что собираются отправиться в горний мир Разан, или присоединиться к друзьям на небесном пиру, или стать листком на Великом Древе — все равно они знают, что ничего этого не будет. Ни пира, ни дерева. Только мы, познавшие Тьму, поистине бессмертны. Мы знаем, что смерть — это продолжение нашего начала. И поэтому они станут перегноем, а мы… Каждому воздается по вере его — кажется, так говорил ваш пресветлый Сеггер? Что ж, он был прав.

— Так ты веруешь в пресветлого Сеггера? — ахнула девушка.

— Разве знать о чьем-то существовании — значит веровать? — возразил пришелец. — Вот ты никогда не видела Раэра, Полководца Великой тьмы, но знаешь, что существует и он, и его воинство.

Амилла покачала головой.

— Лорд Адрелиан разбил войско Тьмы, — проговорила она. — И убил Раэра. Я читала об этом. И когда Феликс Гаптор повел войска через горы, его встретил Иллиат Керсам, а не Раэр.

— Конечно , — рыцарь чуть заметно кивнул. — И бессмертным нужен отдых, чтобы восстановить силы. Мудрость — не в том, чтобы добиваться победы любой ценой. Мудрый знает, когда нужно ударить, а когда отступить и скопить силы. Мудрый понимает, как выбрать благоприятный момент… Но Адрелиан был достойным противником. Просто он не знал, с чем столкнулся.

Полководец Соултрада усмехнулся, как человек, не желающий что-то признавать.

— Он… скажем так, выиграл у меня тот поединок. Но он не убил меня. И тем более не победил. Ты же знаешь, моя королева, победить можно и не убивая.

— Но почему ты называешь меня своей королевой?

— Потому что ты рождена править. Во многих есть жажда власти, во многих есть несгибаемая воля, чтобы ее утолить. Но мало кто владеет оборотной стороной силы — слабостью. Той, что заставляет склониться перед собой любую силу. Это великая тайна, сравнимая лишь с тайной смерти, открытая лишь посвященным. Прочие… Пусть они думают, что нельзя черпать силу в слабости, а жизнь — в смерти.

Раэр повернулся, и ночь за его плечами на миг расправила крылья.

— Мы отступили, чтобы собрать силы — и те, кто еще недавно торжествовал победу, вернулись ни с чем. Мы знаем тайну… так же, как и ты. Тьма, что заставляла их в ужасе прятать глаза, защитила нас. Смерть, от которой бежит все живое, стала нашим прибежищем. И мы вернулись, как будем возвращаться снова и снова… Так в чем сила, а в чем слабость?

Он шагнул к окну. Миг — и Амилла перестала понимать, где шторы, ниспадающие с потолка подобно застывшему черному водопаду, а где складки его плаща. Первая из трех лун, украдкой выглянула из-за конька крыши, словно сонный крестьянин, разбуженный шумом на соседском участке. Ее тускло-желтый свет блеснул на лезвии бердыша… а может быть, никакого

— Так ли важно, что тебя защищает, если оно способно защитить? — голос Раэра наполнил комнату, словно дыхание темноты, неощутимое, но проникающее всюду… всюду, куда ей дозволено проникнуть. И тем более туда, где оно желанно.

Амилла вздрогнула. Один вдох — и он уже звучал у нее внутри, в сердце, в крови. Вот он, ответ, который она искала. Искала и почти отчаялась найти.

— Да… — выдохнула она.

— Иди ко мне, моя королева … — голос превратился в невесомый шелест.

И было еще одно слово — которое она не услышала, но запомнила.

Амилла открыла глаза, не понимая, случилось ли все это наяву или только приснилось. Но искать ответ времени не было.

Скорее. Скорее…

Она позвала Зарину и приказала ей собирать вещи.

Наутро Амилла послала служанку с письмом к епископу Хильдису Кооту. В письме она смиренно просила его светлейшество позволить ей покинуть Туллен и вернуться домой. Доводы, которые она приводила, вряд ли могли кого-то насторожить. Поскольку она не является наследницей кандийского престола, ее брак с Адрелианом не может представлять интереса для Туллена. Конечно, если она все еще может помочь следствию, которое ведет Инквизиция, ей придется остаться в столице. Но…

Как ни странно, но к Послеполуденной страже прошение, подписанное епископом Церкви Сеггера и примасом капитула Инквизиции Хильдисом Коотом, лежало на столике, прижатое ящичком с письменными принадлежностями. Приготовления к отъезду не заняли много времени. В пути Амиллу должны были сопровождать лишь двое стражников и служанка. От слуг, которые прибыли вместе с ней из Сольвунна, а также от конных носилок она отказалась.

Перед отъездом несостоявшаяся императрица Туллена щедро одарила служанок и евнухов. Распорядителю гарема Харадиру было поручено передать главному повару дворца большой футляр, обтянутый кожей радужного змея и инкрустированный семаахской бирюзой, довольно тяжелый и толстый, а императорскому библиотекарю Иринарху — свиток со «Сказаниями йордлингов», дар правительницы Тейи.

Почтенный Харадир был бы весьма удивлен, если бы вскрыл футляр. Потому что помимо свитков, для переноски коих этот предмет предназначался, в нем лежало несколько костяных пластинок, украшенных весьма изысканной росписью. Впрочем, к одному рисунку слово «изысканный» подходило плохо. Он изображал розу, раскрывающую черные каменные лепестки навстречу ночному небу, в котором сияла усмехалась круглая белесая луна — одна-единственная.

Но евнух-распорядитель недаром считался человеком честным и в футляр заглядывать не стал.

Во всяком случае, Амилла, дочь магноса Иеремиуса, князя Сандирского и несостоявшегося короля Кандии, об этом бы не узнала. Она гнала своего верблюда через степь, в пустыню, к оазису Джиль-Обад.

Она знала, что там ее уже ждут.

В чем благо: в знании или в неведении?

Давно известно, что ответ зависит от случая. То, что сегодня казалось благом, завтра может обернуться бедой. А если не завтра, то через год или через век… Может быть, пройдет пятьсот лет, и наши потомки станут благословлять Архааля, подарившего миру магию, а тех, кто пытался остановить его, называть жалкими слепцами?

Или назовут слепцами королей Туллена и Ханеранга, что покинули болота и увели свои народы в странствие по земле Лаара, и Исхара, чье племя укрылось в пирамидах Священного города?

Наверно, лишь пресветлому Сеггеру известно, кто из нас слеп, а кто зряч.

Так не проще ли отринуть попытки прозреть будущее и позволить судьбе нести себя, подобно тому, как несет щепку великая река Ошун?

Нет. Недаром пресветлый дал человеку пытливый разум и волю, которые позволяют ему каждый час, каждый миг делать в этой жизни выбор. Разве открыл бы он Свою мудрость рабам предначертанного, игрушками в руках судьбы, богов… или чего бы то ни было?