Эрик не стал говорить Американцу, что есть кровососы, у которых стелс-режим таков, что их не видно вовсе — никакого дрожания воздуха. Ничего — и даже если посылаешь пули в то место, где он был, они необъяснимым образом уходят «в молоко». Охотник понимает, что проиграл только в тот момент, когда его сноровисто и ласково берут на руки и перебивают хребет.
А потом кровосос начинает высасывать костный мозг. Или он начинает с головы и, влекомая техническим вакуумом, вся жидкость, содержащаяся в теле, устремляется в желудок кровососа.
Да, этого говорить не следовало.
И тут они увидели Кровососа.
Тот, как и думал Эрик, выполз в тумане из развалин и вынюхивал что-то.
Кровосос почуял кого-то, вовсе не обязательно людей — просто почуял какое-то изменение в ландшафте. Он выпрямился, и щупальца его затрепетали. Он пытался определить местонахождение еды.
Сейчас главное понять, как он будет атаковать — в скрытом режиме, или, зарычав, пойдёт вперёд.
Но кровосос вдруг пропал.
Эрик теперь лихорадочно соображал, забрался ли он обратно или перешёл в состояние невидимости.
Американец тронул его за плечо:
— Я бы пошел, но, мне, понимаете, просто страшно.
— Я пойду вперед, — сказал Эрик Калыньш по прозвищу Палач, — а ребята поищут его тепловизором. Вы держитесь за мной, немного сбоку. Очень возможно, что он вдруг возникнет перед нами, и мы увидим его и услышим. Как только увидим его, будем оба стрелять — разом. Как «Катюша». Знаете, что такое «Катюша»?
Американец кивнул.
— Вы не волнуйтесь. Я не отойду от вас. А может, вам в самом деле лучше не ходить? Право же, лучше.
— Нет, я пойду.
— Как знаете, — сказал Эрик Калыньш по прозвищу Палач. — Но если не хочется, не ходите.
— Я пойду, — сказал Американец.
И они пошли вперёд, стараясь не разрывать строй.
Американец шёл потный, и Эрик видел, что у Американца не хватает духу попросить его отпустить. Теперь он внутренне был готов сдаться и умолять, чтобы тот пошел и покончил со львом без него. Он не мог знать, что Эрик Калыньш по прозвищу Палач в ярости оттого, что не заметил раньше, в каком он состоянии, и не отослал его назад, к жене.
— Мне бы глотнуть воды, — сказал Американец.
Эрик сказал что-то своему приятелю, и увидел, что и того трясёт.
В тридцати метрах от них кровосос присел в ямку среди уже высокой летней травы и готовился к прыжку. Он сидел неподвижно, подрагивали только его ротовые щупальца. Он был стар и теперь не мог становиться прозрачным, вернее, это отнимало очень много сил. Но старость имела оборотную сторону в виде мудрости и сообразительности. Поэтому кровосос залег сразу после того, как почуял запах свежего мяса. Но недавно его ранили — случайно, просто так, наобум пущенной пулей за два километра. Пуля попала в набитое брюхо и он ослабел. С возрастом процессы регенерации шли медленнее, и уже заросшая было рана несколько раз открывалась. Её облепили мухи, и глаза кровососа от боли стали почти человеческими. Они были сужены и полны ненависти к этому огрызающемуся металлом мясу, подбирающемуся к нему.
Всё в нем — боль, тошнота, ненависть и остатки сил — напряглось до последней степени для прыжка. Теперь он слышал голоса людей и ждал, собрав всего себя в одно желание — напасть, как только люди войдут в высокую траву. Когда кровосос почувствовал, что голоса приближаются, он хрипло зарычал и кинулся.
Эрик Калыньш выстрелил первым и попал — но не туда, куда хотел, а в живот. Затем он попал ещё раз, и тут его поддержали автоматным огнём ребята.
Наконец заговорила и винтовка в руках Американца.
Тот, когда кровосос вылез из своего укрытия, впал в ступор и вообще не думал ни о чём. Он знал только, что руки у него дрожат и, встав с винтовкой, едва мог заставить себя поднять ствол. Руки словно онемели, хоть он чувствовал, как подрагивают мускулы. Он вскинул ружье, прицелился кровососу в шею и спустил курок. Выстрела не последовало, хотя он так нажимал на спуск, что чуть не сломал себе палец. Тогда он вспомнил, что поставил на предохранитель, и опустил ружье, чтобы перекинуть флажок.
При этом он сделал неуверенный шаг назад.
Кровосос, оценив расстояние, в свою очередь, сделал шаг к нему.
Наконец Американец выстрелил и, услышав характерное чмоканье, с которым крупнокалиберная пуля попадает в живую плоть, понял, что не промахнулся; но кровосос шёл все дальше.
Американец выстрелил еще раз, и все увидели, как пуля взметнула фонтанчик пыли, земли и травы прямо под ногами кровососа.
Но кровосос шёл вперёд и шёл он прямо на американца, пока наконец тот не выстрелил в третий раз.
Он выстрелил еще раз, помня, что нужно целиться в голову или шею, и даже через грохот автоматных очередей все услышали, как чмокнула пуля, пробив позвоночник. И тогда кровосос, у которого к этому моменту другими попаданиями снесло полголовы, завалился на бок.
Американец стоял неподвижно, его тошнило, руки, все не опускавшие ружья, тряслись.
Наконец возле него очутился сталкер-проводник Эрик Калыньш по прозвищу Палач.
— Я попал в него, — сказал Американец. — Два раза попал. Попал. Я точно в него попал.
— Вы пробили ему позвоночник в районе пятого позвонка и, кажется, попали в грудь, — сказал Эрик Калыньш по прозвищу Палач без всякого воодушевления. — Я думаю, что вы его и убили, — продолжал Эрик Калыньш по прозвищу Палач.
Эрик решил, что он минуту был уже мёртв — такая плотность огня была сконцентрирована на монстре, но не стал отнимать у Американца победу. Ведь, в конце концов, это были деньги клиента. И им, клиентом, был оплачен каждый автоматный патрон, каждый глоток воды из фляжки, который делал Эрик или его ребята.
Кровосос издох.
Щупальца несколько раз открылись, раскрылись и опали.
Из развороченной груди на траву неохотно подтекала чёрная жидкость.
Эрик повернулся к Американцу и, посмотрев на него, сказал:
— Снимки делать будете?
Потом они решили выпить, вдосталь нафотографировавшись с трупом.
Палачу это не понравилось, он был против алкоголя на Зоне. Зона алкоголя не прощает, она сама умеет дурманить голову круче всякой выпивки.
Но заказчик всегда прав, и у него было право контракта и денег.
— Ну, выпьем за кровососа, — сказал американец. — Выпьем за кровососа, — сказал Американец ещё раз. — Не знаю, как благодарить вас за то, что вы сделали.
Палачу это ужасно не понравилось, но он пригубил.
Его жена посмотрела на Палача.
— Не будем больше говорить про эту гадость, — сказала она, и Палач посмотрел на неё с интересом.