Сибирская жуть-5. Тайга слезам не верит - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Буровский cтр.№ 38

— Динихтисы! — орал возмущенный профессор.

Цензоры снимали лекции профессора, требуя утверждения начальством эволюции, динозавров и древних рыб и земноводных.

— Динихтисы! — подхватывали студенты, пуляя в цензоров и инспекторов тухлыми яйцами. Университет закрывали, наполняя его толпами казаков, чтобы они не пускали туда профессоров и студентов.

Слово нравилось и казакам.

— Истинный ты динихтис, Карп Семенович, — говорил есаул казаку, — ты пошто его, засранца, сразу саблей?! Ты его сперва нагайкой, а уж потом, если не вникнет…

— А давайте, господа, все-таки позволим Чарльза Дарвина? — уговаривал начальство ректор университета юбилейным голоском. — Перед Европой неудобно. Нельзя же, в самом деле, быть такими… этими самыми…

И тоном ниже, почти шепотом, ректор заканчивал:

— Динихтисами…

— А чего они обзываются?! — возмущенно орало начальство. — Этими вот самыми и обзываются! Тут только разреши! Только дай волю!

В результате начальство все запрещало: и динихтиса, и эволюцию. На всякий случай запрещало и геологию, чтоб не мутить умы. А то вот миллионы лет какие-то, звери какие-то странные, и никаких признаков начальства целые геологические периоды.

Студенты били казаков, строили баррикады; казаки били студентов и растаскивали баррикады; начальство увещевало студентов и науськивало казаков; каждый резвился, как умел. В России вообще жить было весело.

Одним словом, профессор попросту затеял ругаться словом «динихтис», как иные священники ругаются словом «анафема». С легкой руки профессора слово прижилось. Герцен писал, что начальство в России и даже царская семья — сущие динихтисы, хуже всяких динозавров. Самарин писал, что динихтисов на Святой Руси нет и никак быть не может, а вот в Европе с ее эксплуатацией этого добра как раз навалом. Писарев ругал динихтисами феодальных клерикалов и клерикальных феодалов. Действительный статский советник, министр просвещения Дмитрий Толстой обругал динихтисом Писарева.

А профессор давно уже применял словцо в уютных домашних делах.

— Вот он, живой динихтис… — вздыхал профессор, огорченный тупостью лакея. — Ну кто сказал, что ископаемый…

А Гришка засыпал, повторяя вслух звонкое слово.

В 1861 году Гришка получил свободу; земли у него было мало, и никакой ценности она не представляла. Гришка не стал возиться с выкупом и просто бросил свою землю, да и остался там, где был. Профессор жил как жил, и ему было плевать, кто там и кого освобождает.

События освобождения куда больше волновали Батог-Батыева — уже потому, что теперь он ничего не мог получить с Гришки, при самом даже и пылком желании. Он и не получал, и спустя лет тридцать уже пожилой, плохо видящий Гришка столкнулся около трактира с опустившимся, пьяным золоторотцем, вроде бы где-то встречавшимся… Ну конечно же, это и был Батог-Батыев! Он так и не научился никаким недворянским делам, прожрал и пропил сначала все выкупные платежи, потом так же прожрал и пропил исторический вишневый сад вместе с картинной галереей, семейными драгоценностями и библиотекой. Прожирая и пропивая все это, он по-прежнему ничем не занимался и ничему не учился, и результат был столь же печален, сколь и закономерен.

— Эт-то надо же, какой динихтис… — покачал головой Гришка Динихтис, подавая барину на водку.

Нет! Не Гришка, а Григорий Григорьевич, он давно уже стал Григорием Григорьевичем Динихтисом.

Так он и сослужил бывшему хозяину последнюю службу, продлив для него еще на вечер возможность жить истинно по-дворянски: пить и есть и при этом не работать, не учиться и не думать.

А тогда, в неясные времена великого освобождения, больше всего волновало Гришку, что надо было выбирать фамилию! Его давно уже прислуга звала Динихтисом, с легкой-то руки профессора.

— Буду Динихтис… — так и заявил он важному чину, которому предстояло выдать паспорт новому гражданину Российской империи.

— Эт-то еще что такое?!

— А это рыба такая есть… Не верите, спросите господина профессора, Погребнякова Иван Дмитрича.

— Так по рыбе ты и станешь прозываться?!

— Так а как же вот другие могут? И Карповы есть, и Осетровы. Только карповых с осетровыми — пол-России наберется. А я один Динихтис буду…

— Гм… — только и нашелся что сказать важный чин. — Ну смотри… Не раздумаешь?

— Нет, вашество… Я про то давно думаю.

— Ну, не передумаешь, приходи завтра. До завтра подумай еще.

Но профессор был глубоко прав, говоря об уникальной тупости и таком же упрямстве лакея. Отступиться от своей блажи было для него смерти подобно. Гриша Динихтис к важному чину пришел, не побоялся, не раздумал и сделал свою кличку настоящей, законной фамилией.

И передал ее детям и внукам.

13 августа 1999 года

Очень трудно объяснить, чем вызвал сомнения у Стекляшкиных Саша Сперанский местный спокойный мужик, владелец ГАЗ-66…

Рекомендации? Так ведь были у него рекомендации. Каков бы там не был Динихтис, а все-таки на Столбах был из той же избы, что и Стекляшкины. Одной калошей их воспитывали, из одного котелка кашей кормили… Нет, такой не подведет!

Тем паче, что Сперанского нашел Динихтис, но за Динихтисом-то стояли и Хлынов, и Хрипотков, и многие, многие другие. Все, кого Стекляшкины знали по Столбам, по избам и по песням у вечернего костра…

Деньги? Не такие и великие деньги запросил Сперанский — две тысячи, и даже не долларов, а смешно сказать — рублей, и чуть ли не треть суммы должна была уйти на бензин.

Поведение? Но Сперанский вел себя очень обстоятельно, надежно, и ничто в его словах и действиях не могло бы насторожить самого подозрительного человека. Спокойно, обстоятельно и строго договаривался он о деньгах, сроках и условиях работы, просил гарантий, уточнял собственные обстоятельства…

Никак он не был жуликом, этот надежный, спокойный мужик. Компетентность? Но и тут все было в порядке. И даже больше, чем в порядке! И Стекляшкина, и Хипоню, и даже Ревмиру Алексеевну Сперанский совершенно покорил знанием дорог, урочищ и вообще чуть ли не каждого куста во всем этом секторе Саян.

Скажем, Стекляшкина хотела попасть на Красные скалы…

— А на какие вам Красные скалы?

— А что, есть разные?

— Конечно есть, и даже очень разные. Вы хотите ехать вверх по Малой, я правильно понял? Но там есть две Красные скалы. Если вам на первую Красную скалу, то ехать надо по одной дороге. Если до второй — то по совсем другой дороге и вокруг. Между ними расстояния всего километра четыре, если по реке, а если по дороге — десять.

— А к третьему месту?