Когда мне было тринадцать лет, мы переехали из
Парижа в Марсель, потому что там дешевле жить и потому что у матери там были
родственники. Шестнадцати лет, совершив проступок, о котором мне не хочется
вспоминать, я сбежал из дому и завербовался юнгой на шхуну. Два года плавал по
Средиземноморью. Это был тяжелый, но полезный опыт. Я стал сильным,
безжалостным и гибким. Впоследствии это позволило мне стать первым из курсантов
марсельской Эколь Маритим. Я окончил училище с медалью и с тех пор плавал на
самых лучших кораблях французского торгового флота. Когда в конце прошлого года
был объявлен конкурс на должность первого лейтенанта суперпарохода «Левиафан»,
мой послужной список и отличные рекомендации обеспечили мне победу. Но к тому
времени у меня уже появилась Цель.
Гош взял второй лист и предупредил:
— Вот оно начинается, самое
интересное.
В детстве меня учили арабскому, но учителя
были слишком снисходительны к наследному принцу и научился я немногому.
Позднее, когда мы с матерью оказались во Франции, уроки вовсе прекратились, и я
быстро забыл то немногое, что знал. Долгие годы Коран с отцовскими пометками
казался мне волшебной книгой, в магической вязи которой простому смертному ни
за что не разобраться. Как потом благодарил я судьбу за то, что не попросил
какого-нибудь знатока арабского прочесть письмена на полях! Нет, я во что бы то
ни стало должен был проникнуть в эту тайну сам. Я вновь занялся арабским, когда
плавал в Магриб и Левант. Понемногу Коран начинал разговаривать со мной голосом
моего отца. Но прошли долгие годы, прежде чем рукописные заметки — цветистые
изречения мудрецов, обрывки стихов и житейские советы любящего отца сыну —
намекнули мне, что заключают в себе некий шифр. Если прочесть записи в
определенной последовательности, они обретали смысл точной и подробной
инструкции, но понять это мог только тот, кто изучил пометки наизусть, много
думал над ними и запечатлел их в памяти своего сердца. Дольше всего бился я над
строчкой из неведомого мне стихотворения:
Платок, отцовской кровью обагренный,
Посланец смерти принесет тебе.
Лишь год назад, читая мемуары одного
английского генерала, похвалявшегося своими «подвигами» во время Великого
восстания (мой интерес к этой теме вполне понятен), я прочел о предсмертном
даре брахмапурского раджи своему маленькому сыну. Оказывается, Коран был
завернут в платок! У меня словно пелена упала с глаз. Несколько месяцев спустя
лорд Литтлби выставил свою коллекцию в Лувре. Я был самым прилежным из
посетителей этой выставки. Когда я, наконец, увидел платок моего отца, мне открылось
значение строчек:
И формою своей остроконечной
Подобен он рисунку и горе.
А также:
Но райской птицы глаз бездонный
Способен в тайну заглянуть.
Надо ли объяснять, что все годы изгнания я
только и грезил, что глиняным ларцом, в котором таилось все богатство мира?
Сколько раз я видел во сне, как откидывается землистая крышка, и я вновь, как в
далеком детстве, вижу неземное сияние, разливающееся по вселенной.
Сокровище по праву принадлежит мне, я —
законный наследник! Англичане обокрали меня, но не сумели воспользоваться
плодами своего вероломства. Гнусный стервятник Литтлби, кичащийся ворованными
«раритетами», по сути дела был обычным скупщиком краденого. Я не испытывал ни
малейших сомнений в своей правоте и боялся только одного — что не справлюсь с поставленной
задачей.
Я и в самом деле совершил ряд непростительных,
страшных ошибок. Первая — смерть слуг и особенно бедных детей. Я, конечно же,
не хотел убивать этих ни в чем не повинных людей. Как вы правильно догадались,
я прикинулся медиком и ввел им раствор опия. Я хотел всего лишь усыпить их, но
по неопытности и из боязни, что снотворное не подействует, неправильно
рассчитал дозу.
Второе потрясение ждало меня наверху. Когда я
разбил стекло витрины и дрожащими от благоговения руками прижал к лицу отцовский
платок, одна из дверей вдруг открылась и, хромая, вышел хозяин дома. По
имевшимся у меня сведениям, лорд должен был находиться в отъезде, а тут вдруг
он предстал передо мной, да еще с пистолетом в руке. У меня не было выбора. Я
схватил статуэтку Шивы и со всей силы ударил лорда по голове. Он не упал
навзничь, а повалился вперед, обхватив меня руками и забрызгав мою одежду
кровью. Под белым халатом на мне был парадный мундир — морские темно-синие
рейтузы с красным кантом очень похожи на брюки муниципальной медицинской
службы. Я был так горд своей хитростью, но в конечном итоге она-то меня и
погубила. В предсмертной судороге несчастный содрал с моей груди, из-под
распахнувшегося халата, эмблему «Левиафана». Я заметил пропажу, лишь вернувшись
на пароход. Сумел раздобыть замену, однако роковой след был оставлен.
Я не помню, как выбрался из дома. Через дверь
уходить не решился, перелез через ограду сада. Пришел в себя на берегу Сены. В
одной руке окровавленная статуэтка, в другой пистолет — сам не знаю, зачем я
подобрал его. Содрогнувшись от омерзения, я швырнул и то, и другое в воду.
Платок лежал в кармане кителя, под белым халатом, и согревал мне сердце.
А на следующий день я узнал из газет, что стал
убийцей не только лорда Литтлби, но и еще девяти человек. Свои переживания по
этому поводу я опускаю.
— Да уж, — кивнул комиссар. — И
без того чересчур чувствительно. Будто перед присяжными выступает. Мол, судите
сами, господа, мог ли я поступить иначе? Вы на моем месте сделали бы то же
самое. Тьфу? — И продолжил чтение.
Платок сводил меня с ума. Волшебная птица с
пустотой вместо глаза возымела надо мной странную власть. Я действовал словно
не сам по себе, а повинуясь тихому голосу, который отныне вел и направлял меня.
— Ну, это он на предмет психической
невменяемости удочку закидывает, — понимающе усмехнулся Бульдог. —
Знаем эти штучки, слыхали.
Когда мы плыли по Суэцу, платок исчез из моего
секретера. Я почувствовал себя брошенным на произвол судьбы. Мне и в голову не
пришло, что платок украден. К тому времени я был уже до такой степени во власти
мистического чувства, что платок представлялся мне живым и одухотворенным
существом. Оно сочло меня недостойным и покинуло меня. Я был безутешен и если
не наложил на себя руки, то лишь в надежде, что платок сжалится надо мной и
вернется. Огромного труда стоило мне скрывать от вас и сослуживцев свое
отчаяние.
А потом, накануне прибытия в Аден, произошло
чудо! Я вбежал в каюту мадам Клебер, услыхав ее испуганный крик, и вдруг увидел
невесть откуда взявшегося негра, на шее которого был повязан мой исчезнувший
платок. Теперь-то мне ясно, что дикарь за пару дней до того побывал в моей
каюте и просто прихватил с собой яркий кусок ткани, но в ту минуту я испытал ни
с чем не сравнимый священный ужас. Словно сам черный ангел Тьмы явился из
преисподней, чтобы вернуть мне мое сокровище!