Левиафан - читать онлайн книгу. Автор: Борис Акунин cтр.№ 22

Однако кто бы мог подумать, что возвращение на родину, последний этап семилетних испытаний, окажется таким трудным? Во Франции, по крайней мере, я мог принимать пищу в одиночестве, мог наслаждаться прогулками, общением с природой. Здесь же, на пароходе, я чувствую себя рисовым зернышком, по ошибке попавшим в миску с лапшой. Семь лет жизни среди рыжеволосых варваров так и не приучили меня к некоторым их отвратительным привычкам. Когда я вижу, как утонченная Клебер-сан режет ножом кровавый бифштекс и потом облизывает розовым язычком покрасневшие губы, меня начинает тошнить. А эти английские умывальники, в которых нужно затыкать слив пробкой и мыть лицо в загрязненной воде! А кошмарная, выдуманная извращенным умом одежда! В ней ощущаешь себя карпом, которого завернули в промасленную бумагу и поджаривают на угольях. Больше всего я ненавижу крахмальные воротнички, от которых на подбородке появляется красная сыпь, и кожаные туфли, настоящее орудие пытки. На правах дикого азиата я позволяю себе разгуливать по палубе в легкой юкате, а мои злосчастные соседи по столу парятся в своих одеяниях с утра до вечера. Мои чуткие ноздри очень страдают от запаха европейского пота — острого, масляно-мясного. Ужасна также привычка круглоглазых сморкаться в носовые платки, класть их вместе с соплями обратно в карман, снова доставать и снова сморкаться! Дома этому просто не поверят, решат, что я все выдумал. Хотя семь лет — большой срок. Возможно, у нас тоже дамы уже носят эти смехотворные турнюры на заду и ковыляют, спотыкаясь на высоких каблуках. Любопытно было бы взглянуть на Кеко-сан в этаком наряде. Она ведь совсем большая — тринадцать лет. Еще годик-другой, и нас поженят. А может быть, это произойдет и раньше. Скорей бы уж домой.

Сегодня обретение душевной гармонии давалось мне особенно трудно, потому что:

1) Я обнаружил, что из моего саквояжа исчез лучший инструмент, способный легко рассечь самую толстую мышцу. Что означает эта странная кража?

2) За обедом я вновь попал в унизительное положение — гораздо хуже, чем с Карлом Смелым (см. запись от вчерашнего дня). Фандорин-сан, который по-прежнему очень интересуется Японией, принялся расспрашивать меня о Бусидр и самурайских традициях. Разговор зашел о моей семье, о моих предках. Поскольку я представился офицером, русский стал задавать вопросы о вооружении, мундирах, боевом уставе императорской армии. Это было ужасно! Когда выяснилось, что я никогда не слышал о винтовке Бердана, Фандорин-сан посмотрел на меня очень странно. Он наверняка подумал, что в японской армии служат полные невежды. От стыда я совершенно забыл о вежливости и выбежал из салона, чем, разумеется, еще больше усугубил конфуз.

Долго не мог успокоиться. Сначала поднялся на шлюпочную палубу, где самый солнцепек и поэтому никого нет. Разделся до набедренной повязки и полчаса совершенствовал технику удара маваси-гири. Когда достиг должной кондиции и солнце стало казаться розовым, сел в позу дзад-зэн и сорок минут пытался медитировать. Лишь после этого оделся и отправился на корму сочинять танка.

Все эти упражнения помогли. Теперь я знаю, как спасти лицо. За ужином скажу Фандорину-сан, что нам запрещено говорить с иностранцами об императорской армии, а из салона я выбежал столь поспешно, потому что у меня ужасный понос. Думаю, это прозвучит убедительно, и я не буду выглядеть в глазах соседей невоспитанным дикарем.

 

Тот же день, вечер

Какая там гармония! Случилось нечто катастрофическое. У меня постыдно дрожат руки, но нужно немедленно записать все подробности. Это поможет сосредоточиться и принять верное решение. Пока только факты, умозаключения потом.

Итак.

Ужин в салоне «Виндзор» начался как обычно, в 8 часов. Хотя днем я заказывал салат из свеклы (red beet), официант принес полусырую говядину с кровью. Оказывается, он расслышал red beef. Я тыкал вилкой в сочащуюся кровью плоть убитого животного и с тайной завистью смотрел на первого помощника капитана, который ел аппетитнейшее овощное рагу с постной курятиной.

Что было еще?

Да ничего особенного. Клебер-сан, как всегда, жаловалась на мигрень, но ела с большим аппетитом. У нее замечательно цветущий вид, вот классический пример легко переносимой беременности. Уверен: когда придет срок, ребенок из нее выскочит, как пробка из шипучего французского вина.

Говорили о жаре, о завтрашнем прибытии в Аден, о драгоценных камнях. Мы с Фандориным-сан сравнивали достоинства японской и английской гимнастик. Я мог позволить себе быть снисходительным, так как превосходство Востока над Западом в этой сфере очевидно. Все дело в том, что у них физические упражнения — это sport, игра, а у нас — Путь к духовному самоусовершенствованию. Именно к духовному, потому что физическое совершенство не имеет значения и тащится следом само по себе, словно железнодорожный состав за паровозом. Надо сказать, что русский очень интересуется спортом и даже что-то слышал о боевых школах Японии и Китая. Сегодня утром я медитировал на шлюпочной палубе раньше обычного и видел там Фандорина-сан. Мы только обменялись поклонами, но в разговор не вступали, потому что каждый был занят своим делом: я омывал душу светом нового дня, он же, одетый в гимнастическое трико, приседал, отжимался поочередно на каждой руке и долго поднимал гири, по виду очень тяжелые.

Общий интерес к гимнастике сделал нашу вечернюю беседу непринужденной, я чувствовал себя раскованней, чем обычно. Рассказывал русскому о дзюдзюцу. Он слушал с неослабным вниманием.

Примерно в половине девятого (я не заметил точное время) Клебер-сан, уже допившая чай и съевшая два пирожных, пожаловалась на головокружение. Я сказал, что это бывает с беременными при переедании. Мои слова она почему-то восприняла с явной обидой, а я спохватился, что сболтнул лишнее. Сколько раз зарекался не раскрывать рта. Учили ведь меня мудрые воспитатели: когда оказался в чужой компании, сиди, слушай, приятно улыбайся и время от времени кивай головой — прослывешь воспитанным человеком и уж во всяком случае не скажешь ничего глупого. Хорош «офицер», сующийся с медицинскими советами!

Ренье-сан тут же вскочил и вызвался проводить даму до каюты. Этот человек вообще очень предупредителен, а к Клебер-сан особенно. Он единственный, кому она еще не надоела своими беспрестанными капризами. Блюдет честь мундира, молодец.

Когда они вышли, мужчины перебрались в кресла и закурили. Корабельный врач-итальянец и его жена-англичанка отправились к какому-то пациенту, а я пытался втолковать официанту, что в мой омлет к завтраку не нужно класть ни бекон, ни ветчину. Могли бы уже привыкнуть, за столько-то дней.

Прошло, наверное, минуты две, и вдруг мы услышали пронзительный женский крик.