Ужин в раю - читать онлайн книгу. Автор: Александр Уваров cтр.№ 44

Убить тебя? Броситься на тебя с кулаками? Разбить пару ваз?

Да, пожалуй, ты и ждёшь чего-то подобного. С каким удовольствием наберёшь ты тогда короткий номер. Номер милиции.

С каким наслаждением ты будешь смотреть на меня, сидящего на скамье подсудимых. Ты уж позаботишься, чтобы дело не ограничилось пятнадцатью сутками.

Нет. Я придумал кое-что другое. Ты уверена в моей слабости. И ты внушила это своей дочери. Ошибка, мама. Ошибка…

— Вон. Немедленно. Сию же минуту! И если я услышу… хоть ещё раз! Вас… тебя поставят на место! Уж я позабочусь!

Я беру стакан. Поднимаю его. Смотрю на свет.

Здесь воды ещё на один глоток.

Допиваю. Ставлю стакан на стол.

Поворачиваюсь. Иду к двери.

Коридор качается. Из стороны в сторону.

Я иду медленно и осторожно. Короткими шагами. Плотно прижимая ступни к полу. Я хватаюсь за дверной косяк, чтобы не упасть.

Я еду? Я всё-таки дождался трамвая?

Как же так? Здесь нет рельс. Они же оборвались…

— Эй, молодой человек! Вы к кому?

— К себе.

В холле темно. Лампы выключены, светит только одна — настольная. На столе у администратора.

Полная, темноволосая женщина лет сорока. Волосы взлохмачены, лицо распухло от сна, глаза спрятались в тонких щёлках век. Проводит пальцами по бровям. Смотрит на меня исподлобья, привычно-враждебным взглядом. И днём бы она не слишком меня жаловала, а тут ещё и ночью… Голос хриплый и недовольный.

Я разбудил её. Слишком громко хлопнул дверью. Дверь тяжёлая, словно не сколочена из разных отрезков дерева, а вытесана из одной, сплошной, толстой дубовой доски. И прочное стекло почти во всю высоту. Дверь бьёт о косяк важно и неспешно. С осознанием своей силы и важности. Но удар всегда получается громкий и резкий. Стоит отпустить пальцы — и движение её к этому гулкому финальному удару остановить уже невозможно. Вся мощь инерции многократно усиливается упругой стальной пружиной, закреплённой между дверью и верхней частью дверного проёма.

Возможна, женщина даже вздрогнула от неожиданного этого удара. Или она привыкла уже к подобным звукам?

Впрочем, в любом случае я бы разбудил её.

Мне нужен ключ.

— Куда это «к себе»? Вы у нас что ли остановились?

— У вас.

— Не помню что-то…

Она поёжилась от ночного холода. От двери тянуло сквозняком.

— Ой, мужчина! Где это вы обделались то так?

— В лужу упал… Скользко было.

Не спеша, словно нехотя потянулась она за ключом. Моя грязная, в чёрно серых пятнах рубашка явно привлекла её внимание. Щёлки глаз стали стремительно расширяться и взгляд её, дотоле мутный и рассеянный, прояснился, стал резким и ясным, и недвижно сфокусировался на мне, где-то на уровне третьей пуговицы от ворота (возможно потому, что первые две были расстёгнуты).

— В лужу?

Голос её зазвучал подозрительно и недоверчиво.

— Где тут лужи то? Сухо, вроде, у нас…

Какое ей дело? Что на лезет?! Отдала бы ключ и досматривала глупые свои, однообразные гостиничные сны.

… А, кстати, что снится гостиничным администраторам во время дежурства? Выдача белья? Смена простыней? Ребёнок, что остался на попечении растяпы-мужа? Холодец, что оставлен вариться с вечера на маленьком огне, дабы дозреть как раз к утру («ты смотри, помешивай… да газ чтоб не погас!..»)?

— Что, во всём городе сухо? Да у вас тут грязи по колено!

Да, самое время немного разозлиться. Надо было больше пить. Если бы от меня несло перегаром, вопросов бы никаких не было. А трезвый, грязный, да ещё и ночью… Не дело, совсем не дело.

Рука её зависла над стойкой. Она готова была убрать её — и сколько бы тогда пришлось ещё потратить времени на уговоры, заверения, клятвы.

Но не на стуле же у стойки мне ночевать!

— Где по колено? Если только в парке где…

Чёрт, нашла, о чём подумать! Ну да, она же знает, что самая глухая часть парка примыкает к гостинице. С другой стороны, я мог просто… Да залезть в этот проклятый парк и напиться там. По нашему, по отечественному, на скамейке, разложив газетку. Да, я залёз в эту чёртову глушь, в гости к провинциальным вашим нимфам, дриадам и сатирам. Сидел на скамейке под старым, раскидистым клёном, пил и горланил матерные частушки. А старик Пан, повиснув на ветке, тянул морщинистые, узловатые пальцы к стакану. И толстое брюхо его колыхалось у меня над головой…

Ненавижу! Меня тошнит от запаха деревьев! Меня тошнит от запаха земли!

— Ну поскользнулся же!..

И я весьма натурально качнулся, надавив грудью на ограждение стойки. От толчка лампа на столе качнулась мне в такт и кивнула плафоном, словно подтверждая мою правоту.

— Фамилия ваша как? Регистрировались у нас?

Интересно, а под какой фамилией зарегистрировался Ангел?

Гавриил Армагеддоныч? Едва ли… Да и под моей вряд ли — тут паспорт нужен, а паспорта и у меня на руках нет.

Ладно, будь что будет!

— Кашин, Виталий Петрович. Номер триста сорок. Да вы же помните…

— Ничего не помню, я с девяти на дежурство заступила… Кашин? А, да! Есть такой. Ну так сразу бы фамилию и сказали! Ходят тут среди ночи, будят… Берите ключ. Да, я на завтрак будить не буду! Меня с утра не будет. Так что сами вставайте.

— Завтрак?

— Тридцать рублей в кассу заплатите. Каша, молоко, яичница… кафе у нас, на первом этаже.

— Спасибо… Кафе… проснусь, наверное…

Я прошёл по коридору, миновал лестницу (странно, бдительная эта женщина не обратила на то, что я не стал сразу подниматься на третий этаж… впрочем, я мог бы сказать, что мочевой пузырь у меня переполнен, а туалет в номере работает отвратительно… правдиво, туалет там грязный и насквозь проржавевший, он наверняка не в порядке…»).

Третьей окно слева — это где-то здесь. Эта дверь или соседняя? Ни табличек, ни номеров, ни даже бумажек на кнопках. Ничего. Только облупившаяся краска.

Эта дверь закрыта. Эта тоже.

А если администратор смотрит мне вслед? Коридор тёмный, но всё равно, просматривается насквозь, до самой стены. И движения мои даже в этой темноте вполне различимы. Действительно, почему я не иду к себе? Чего я тут брожу? Что я тут тыкаюсь во все двери?

Стоп! Шум… Шум воды.

Поток, вечный ток струй в унитазе. Это здесь! Невозможно ошибиться, невозможно ни с чем спутать этот такой родной, такой знакомый звук. Звук неисправных унитазов, столь часто встречающихся на просторах земли, где суждено мне было родиться и вырасти. Звук, который я услышал и узнал бы в любой какофонии, в любом сплетении иных звуков. Звук, под который я засыпал ещё в детстве, в детском саду, во время тихого часа… И он баюкал меня.