Самозванец. Кровавая месть - читать онлайн книгу. Автор: Станислав Росовецкий cтр.№ 41

Наконец, Геновефа растаяла в воздухе столь же неожиданно, как и явилась, а вместо нее опять возникла противная рожа черта.

— Вот к чему приводят попытки меня обмануть! — прошипел он, совсем уж, по-видимому, не желая теперь понравиться пану Ганнибалу. — Беспечный дозорный уже корчится в предсмертных судорогах. А я еще не ответил на вторую половину твоего вопроса!

— Да черт с ним, с вопросом! — отмахнулся несчастный игрок. — Я согласен! Играем в три кона, а я начинаю!

— Ну, извини! — заявил тут черт с такой противной интонацией, будто на самом деле хотел грязно оскорбить собеседника. — Вопрос был задан, и я обязан ответить. В последний раз ты будешь играть потому, что, когда ты продул все, что имел, пану Корчинскому, ты ведь поклялся больше никогда не брать в руку стаканчик с костями — разве не так?

— То был не пан Корчинский, а пан Хмелевский, племянник подстаросты люблинского!

— Вот видишь, это не я, а ты затягиваешь время, — вдруг ухмыльнулся черт. — Согласись, что разница несущественна. Однако я хотел сказать, что сейчас я вынуждаю тебя сыграть, а в будущем ты ведь будешь придерживаться своей клятвы, разве не так? Бери, пане, кости, бросай, не томи, а то у меня от азарта уже руки дрожат.

— Пане Ганнибал, пане Ганнибал, проснись скорее! — Это монашек безжалостно теребил старого ротмистра, а потом сумел посадить его на перине. — Снаружи неладное делается!

Отмахнулся от монашка пан Ганнибал и, не открывая глаз, снова улегся. Во сне он выбросил «пять» и «четыре» — совсем неплохой бросок. Тотчас же сам собрал кости, вложил в стаканчик и отдал черту: так сузил он для нечистого возможность смухлевать. Черт бросил кости с виду совсем небрежно, однако тоже резво сунулся посмотреть, сколько выпало, и они с паном Ганнибалом едва не столкнулись лбами. «Два» и «шесть» — первый кон остался за ним, ротмистром! Да откуда здесь взялся проклятый иезуит, что ему, плюгавцу, нужно? И кто матерится в полный голос, мешая игре?

— Очнись, пане ротмистр! В окно влетела стрела…

Тем временем упырь Хомяк, которому пришлось пережидать ужин живых, чтобы самому, наконец, поужинать, подкрался к сидящему над тлеющим костром Бычаре. Быстро запрокинул ему голову и впился зубами в поросшую волосами впадинку рядом с кадыком. Горькое разочарование ожидало Хомяка: кровь была еще горяча и, собственно, даже неплоха на вкус, но сам Бычара оказался неживым, и Хомяку пришлось пить кровь мертвеца! Его передернуло от омерзения, он едва не сблевал, однако продолжал высасывать противную, словно у крысы, кровь, повторяя себе, что подкрепиться необходимо. Пристраиваясь

поудобнее, укололся слегка и понял, что Бычара пробит стрелою насквозь. Почти одновременно почувствовал впереди, на опушке, опасное движение — и сразу же, как был, с окровавленным подбородком и полным ртом не проглоченной крови, упал на траву ничком рядом с трупом Бычары. Тут же рядом громко зашептали:

— Да их тут двое, Серьга!

— Черт возьми, да ведь это тот самый, которого Зелёнка защекотала, в загаженных портках. Иноземцы таки сняли мертвяка с дуба, будто им делать больше нечего. Или сам пришел? Надо бы забить ему, дедушка, осиновый кол в сердце.

— Давай, Серьга, посадим их спина к спине, чтобы не путались под ногами.

Тут Хомяка ухватили под мышки, посадили, и он ощутил спиной горячую, не остывшую еще спину Бычары. Упыря едва не передернуло от отвращения: за его тело хватались холодные руки мертвеца. Опять шепчутся.

— Сними, Домашний дедушка, с ирода колчан да оттащи, будь другом, моему сыну к окну. Скажи, пусть теперь стрел не бережет: кого-нибудь внутри да достанет. Скажи, чтобы от окошка отходил, только когда внутри подожгут фитили. А тогда уже к лошадям, хорошо?

— И почему же не сразу к лошадкам, а? Тоже мне атаман нашелся — «Дедушка, туда! Дедушка, сюда!». Прикажи лучше Михайлушке, чтобы колчан отнес!

— Мишенька, а ты давай переноси хворост под крыльцо. Я туда пойду, чтобы никого не выпускать, пока не подожжем. Заодно косу испробую.

— Ох, не понравится Водяному, ох и рассердится старик!

— Да я только дымом хочу супостатов выкурить, а вовсе не сжигать мельницу. Нешто я не понимаю?

Подобно тому, как Хомяк видел теперь окружающее словно на выпуклом кривом зеркале, он и понимал теперь только то, что имело отношение к добыванию свежей крови. От нападавших ему поживы не предвиделось, следовало ожидать, пока его прежних сотоварищей не вынудят покинуть мельницу. Хомяк заставил себя проглотить оставшуюся кровь и решил сидеть, где посадили, не рыпаться.

Внутри мельницы было нехорошо. Первая стрела, испугавшая монашка, оцарапала руку Мамата. Теперь он перевязывался наскоро, матерясь без остановки. Разувшиеся на ночь поспешно наматывали онучи и натягивали сапоги, поднялась тошнотворная вонь. Она-то и пробудила окончательно пана Ганнибала. Бесповоротно расставаясь со сном, он пришел к выводу, что выиграл у черта в первом же коне. Этот вывод поднял ему настроение; кроме того, старый ротмистр возблагодарил Бога, что свалился на перину не снявши не только сапог, но и доспеха. Вернувшись к земным делам, он первым делом прищурился на дверь: накинут ли засов? Почти полная темень не позволила ничего увидеть: пустив внутрь стрелу, вражеский стрелок, ставший снаружи у окна, задвинул закрывающую его доску. Воткнул для этого, наверное, в нее нож.

— Высекайте огонь, пся крев! Раздувайте фитили!

— Йа, йа! — отозвался кто-то из немцев, кажется Ганс.

По темной комнате полетели россыпи искр. До чего же проще было бы начать отстреливаться, если бы каганец не догорел! Дверь оказалась на засове. Узнать позднее, кто его накинул, лишив дозорного Бычару последней возможности спастись? Из-за двери раздается рычание, звериное, едва ли не медвежье, и грубые голоса. Вдруг стукнула, отъехав в сторону, доска, прикрывающая окошко, и из него посыпались стрелы.

— Ложись! — закричал пан Ганнибал. — Ложись, пся крев! Он нас не видит, сто Иродов ему в селезенку!

Все и раньше, понятно, лежали, а теперь распластались по земляному полу. Стрелы свистели, в основном, бесполезно, однако ухо пана Ганнибала различило и короткий, не понравившийся ему стон. Лезги, что ли? Как долго возятся. О, раны Господни! Не почудилось ли? Он потянул носом — и никогда еще вонь мушкетного фитиля не казалась ему таким райским благоуханием.

— Есть фитиль, пане ротмистр, — промолвил Тимош.

— Молодец, верный слуга! Поделись огоньком с товариществом, а тогда бей по окошку! Всем остальным беречь заряды!

Вонь мушкетного фитиля почуял и Сопун. Не мешкая, прильнул он к окошку и увидел тлеющий конец фитиля, освещающий смутно знакомое, поросшее седой щетиной лицо и рядом — как занялся потихоньку от него другой фитиль. Тут же отодвинулся, резко бросил назад правую руку и пустил стрелу, целясь меж двух фитилей. Почти тотчас же раздался громкий матерный лай, а потом в мельнице грохнуло, полыхнуло огнем, пуля отщепила белый кусочек дерева от оконной рамы и с визгом ушла в сторону запруды.