– Ого! – Кива Сергеевич хмыкнул. – Память у тебя отличная, но нахальство не хуже, чем память. Во-первых, чтобы производить такие вычисления тебе нужно, как минимум, закончить университет. А во-вторых, такого я тебе не обещал. Не мог обещать. Это моя тайна. Сокровенный плод души. Всю жизнь, все свои силы я потратил на это исследование. Не женился, не сплю ночами, ем, что попало, одеваюсь кое-как. И вдруг приходит мальчишка, и говорит – мне обещали!
Миша смутился.
– Ну, мы же именно об этом говорили вчера ночью в обсерватории.
– Об этом, верно. Но не так. Я и без того рассказал тебе более, чем достаточно. Сам факт существования точки перехода уже глубокая тайна, передаваемая из уст в уста, а уж алгоритм расчета…. Бэкон только наметил ход вычислений, проложил дорогу, но математический аппарат того времени давал ошибку в километры. А в нашем случае, это означает, что расчет ничего не стоит. Я сам мошка, былинка летучая по сравнению с Бэконом, но на моей стороне безумный прогресс науки, случившийся за последние двести лет. Того, чего не смог добиться великий монах, достиг я, сидя под куполом бывшего монастыря. Все расчеты и формулы прячутся здесь, Кива Сергеевич похлопал себя по макушке.
– Я специально уничтожал любые записи. Кроме меня этого не знает ни один человек на свете! А ты – мне обещали!
Кива Сергеевич махнул рукой.
– В общем, вспоминай дальше. Речь шла совсем о другом.
Миша поразмыслил еще немного. Больше в голову ничего не лезло.
– Не помню, – признался он.
– Честность, – одобряюще улыбнулся Кива Сергеевич, – еще одна из добродетелей астронома. – Лучше всего мы обманываем самих себя. Строим ложные гипотезы, а затем, не в силах признать их ошибочность, годами остаемся в плену заблуждений. Астроном должен уметь трезво взглянуть на ситуацию и, что еще важнее, честно признать свои заблуждения. Ну, ладно с теоретической частью на сегодня покончено. Прежде чем приступить к дальнейшей работе, поднимись на третий этаж, и в триста девятой комнате отыщи Виктора Ивановича.
Миша вопросительно посмотрел на учителя.
– Драконова. Виктора Ивановича Драконова.
– А!!! – подражая Киве Сергеевичу, Миша похлопал себя по макушке. – Как я мог забыть! Так это и есть обещанный дракон?
– Не спеши огорчаться. Мой друг, Виктор Иванович не просто дракон, а главный дракон Курганской области. Я бы даже сказал – дракон-теоретик. Иди, иди, не пожалеешь.
Еле сдерживаясь, чтоб не припустить бегом, Миша вышел из лаборатории и аккуратно притворил дверь.
«Что за бред! Главный дракон Курганской области! А какой-нибудь Козленко получается главный козел, Медведев – главный медведь, а Дубинин – главная дубина? Ох, как бы с расчетами точки Лагранжа не получилась бы такая же умора. Пока Кива Сергеевич говорит намеками, все выглядит загадочно и красиво. Но иди знай, чем оно окажется, когда дело дойдет до формул».
На дверях триста девятой комнаты висела табличка «Кружок ЛА»
Миша замер в нерешительности.
«Что такое ЛА? Логово алхимика? Лаборатория астрологии? Или астрономии? Нет, лучше так: кружок ловцов астероидов!»
Он улыбнулся, и решительно толкнул дверь.
Триста девятая комната оказалась залом. По-видимому, стенки в соседние помещения были выломаны и вместо трех или четырех среднего размера комнат получилась одна большая. Прямо напротив двери висел плакат, явно предназначенный для того, чтобы входивший сразу натыкался на него взглядом. Две птицы, походившие на аистов, держали в клювах трепещущую под ветром полосу ткани с вопросом:
– Нас поддерживают крылья, приподнятые ветром. О человек, копошащийся в пыли, когда же полетишь и ты?
Вопрос Мише понравился. Он огляделся, рассчитывая увидеть Драконова, но в зале оказалось столько людей, предметов, рисунков на стенах и всяческого оборудования, что голова пошла кругом. Прямо под плакатом с аистами сидели на составленных в круг стульях человек десять, еще столько же примостились вокруг. Одни расположились прямо на полу, подложив под себя кипы зеленого материала, похожего на тот, из которого шьют осенние непромокаемые курточки, другие стояли, опершись на спинки стульев, третьи пристроились на верстаках, свесив ноги над полом, осыпанном, точно снегом, блестящей металлической пылью. Пилили, вероятно, алюминиевые трубы: куски этих труб разной длин и собранные в сооружения, похожие на громадные треугольники, стояли вдоль стен.
Со стула из центра круга поднялся человек и подошел к Мише. Было ему лет сорок, русые, начинающие седеть волосы, небрежно зачесанные наверх за несколько шагов, пройденных им от стула до двери, успели рассыпаться, прикрыв лоб. Несмотря на полноту, двигался человек легко и споро, во всяком жесте чувствовалось удовольствие – ему нравилось ходить, улыбаться, резким движением руки возвращать на место чуб. Серые глаза изучающе обежали Мишу, человек улыбнулся и, протянув руку, спросил:
– От Кивы Сергеевича? Миша Додсон?
Миша кивнул и вложил свои пальцы в протянутую ладонь незнакомца. Руку тот подал не совсем обычно, не так, как это делали остальные люди, с которыми Мише приходилось обмениваться рукопожатиями. Те протягивали ладонь прямо, словно пытаясь воткнуть в Мишу сложенные вместе пальцы, этот же подал ее ладонью кверху, так что Мише осталось только прикрыть ее своей. Выглядело такое рукопожатие куда доверительнее.
Лицо у незнакомца было самым заурядным, даже простоватым, точно у колхозников, которых Миша видел в деревнях, во время школьной экскурсии по Курганской области. Но простоватость этого лица не выглядела недостатком. Внутренняя энергия согревала и оживляла его, придавая теплоту и наполненность каждой черточке. Нос, немного похожий на картофелину, высокий лоб, покрытый сеточкой продольных морщин, тонкие губы, небольшие оттопыренные уши, гладкая, тщательно выбритая кожа. Одно лишь чуть настораживало: слегка приспущенные, надменно выгнутые уголки губ. Правда, они тут же перетекали в глубокие морщины, служившие как бы их продолжением, и возможно, этот презрительный изгиб относился не к губам, а к морщинам, что успокаивало первое впечатление пытливого наблюдателя.
– От Кивы Сергеевича? – переспросил незнакомец, не выпуская Мишиной руки.
– Да.
– Вот и славно. Меня зовут Виктор Иванович. Драконов, Виктор Иванович. Заходи, присаживайся. У нас тут разбор полетов. Ребята вернулись из Верхнего Уфалея. Послушай, помотай на ус. А поговорим после. Лады?
Драконов усмехнулся так приветливо, что у Миши сразу потеплело на сердце. Он кивнул и стал озираться, высматривая место.
– Сюда, сюда, – позвал Драконов и подвел к своему стулу.
– Садись. Ты гость, а гостям всегда почетное место и уважение. А я, – он выхватил откуда-то туго набитый вещмешок, – я тут устроюсь.
Он ловко смял вещмешок, превратив его в подобие пуфика, и уселся, широко расставив ноги.